Фридрих Незнанский - Кто есть кто

Короче говоря, двойники плодятся как кролики. Вот и у меня появился свой… Теперь бы выяснить, кто это.

Тут в кабинет вошла секретарша и положила на стол Шовкошитному приказ об увольнении Веры Кисиной. Он был помечен двадцать седьмым июня – немногим более трех месяцев назад.

– Вика, у меня совещание. Никого не пускайте и не соединяйте, – распорядился Шовкошитный.

Когда секретарша вышла, он прикурил еще одну сигарету и сказал:

– Ну что ж, господин Гордеев, теперь вам придется объясниться, что это все значит. Теперь эта история касается и меня, так как Веру я знаю давно и считаю ее почти что своим другом.

А в конце концов, почему бы и нет? История настолько нелепая, что ее можно рассказывать кому угодно – все равно никто не поверит. Разве что любители научной фантастики.

– Ладно. Я вам расскажу. Но прежде вы ответите на несколько моих вопросов.

Шовкошитный кивнул:

– Хорошо.

– Вера сама пришла увольняться?

– Да, – ответил он как-то неуверенно, – но я ее не видел.

– А кто видел?

– Дело было так. Где-то за полтора месяца до того, как Вера решила уволиться, с ней стало происходить что-то странное. Она ходила какая-то смурная, рассеянная. Сбивалась во время прямого эфира. Однажды зашла ко мне и попросила отпуск. Я не согласился: замены Вере не было. Она расплакалась. Но потом взяла себя в руки и ушла. У нее явно что-то случилось, но что – я не знаю. Вера очень скрытный человек. А у меня времени не было с ней поговорить по душам.

– Скажите, а у нее была подруга здесь, с кем она могла откровенничать?

Шовкошитный покачал головой:

– Нет. Она со всеми держала себя приветливо, ровно, но чтобы дружить – нет… пожалуй, нет. Только один человек может знать об этом – Лена Филимонова. Вы у нее спросите, наверняка она вам все расскажет…

– Лена Филимонова позавчера была убита в своей квартире, – сказал я.

Теперь пришло время удивляться Петру Шовкошитному.

– Убита? Кем?

– Идет следствие. Пока версий никаких, – развел я руками.

Он покачал головой:

– Я ей звонил последний раз месяца три назад…

– Давайте вернемся к нашему разговору. Итак, вы не знаете причину ее угнетенного состояния?

– Нет.

– И что случилось после того, как она просила у вас отпуск?

– В этот день Вера должна была вести очередную передачу в прямом эфире. Но на работу не пришла. Мы все, конечно, переполошились, я лично звонил ей домой. Даже послал одного из сотрудников: она живет здесь недалеко. Но все безрезультатно: дома ее не было. Мы тогда подумали, что с ней произошел какой-то несчастный случай. Ну, там, автомобильная авария или что-то в этом роде. Правда, непонятно было, где ее сын. Но на следующий день все выяснилось. Вера позвонила мне и сказала, что ее срочно отправили в больницу, что ей предстоит операция.

– Операция? Она не сказала, какая именно?

– Сказала, что по женским делам. Вы понимаете, это не принято уточнять в разговорах с мужчинами. Она сказала, что, видимо, пробудет в больнице долго, а потом уедет на родину восстанавливаться.

– Она не сказала, в какой больнице будут делать операцию?

– Нет. Вера просила не навещать ее, потому что, дескать, там очень строгий режим. Ну мы и не навещали.

Бред какой-то! Судя по рассказу Зои-Веры, в этот момент она лежала на операционном столе, где ей изменяли лицо.

– Петр Васильевич, а вы не заметили каких-то странностей в голосе Веры?

– Каких странностей? – не понял он.

– Ну, может, какие-то непривычные интонации, или еще что.

Шовкошитный задумался.

– Вы знаете, – сказал он наконец, – я вспомнил, что тогда обратил внимание на то, что говорила она с небольшой хрипотцой. Но я подумал, что это от болезни.

– Понятно… Значит, после того как Вера заходила к вам в кабинет, в следующий раз вы ее увидели, только когда она пришла увольняться?

Шовкошитный покачал головой:

– Нет. Я ее не видел в тот день.

– Как так? – удивился я.

– Я как раз отъезжал в этот момент. Буквально на час-полтора. За это время она успела уволиться и уйти. Я еще, помню, удивился, что она меня не дождалась. И, главное, потом не позвонила. Исчезла – и все.

– А вы ей тоже не звонили?

– Звонил. Но по телефону ни разу никто не ответил.

Он замолк и вытащил еще одну сигарету.

– Хорошо, но с кем-то она общалась в тот день.

– Ну, конечно. С секретарем нашего отдела кадров. Но она у нас новенькая, пришла сюда уже после ухода Веры.

– А вас не насторожило, что Вера не подходит к телефону?

Он отрицательно покачал головой:

– Она говорила, что собирается ехать на родину, куда-то, кажется, на Северный Кавказ. Поэтому я не придал большого значения тому, что ее нет дома. Скажите, а Вера действительно в тюрьме?

Вместо ответа я вытащил из портфеля фотографию.

– Вы узнаете эту женщину?

Шовкошитный посмотрел на карточку.

– Да, это Вера…

Вдруг он запнулся, будто ему в голову внезапно пришла какая-то мысль:

– Погодите-погодите. Дайте фотографию.

Он покрутил фотографию в руках.

– Это Вера, но.. какая-то не такая, – наконец заключил он.

– Что значит «не такая»? – насторожился я.

– Не могу сказать с полной уверенностью. Что-то в лице изменилось.

– Но вы уверены, что это действительно Вера?

Он кивнул:

– Да. Абсолютно уверен. Видите, вот тут маленькая родинка у подбородка. Это Верина родинка. Ну и взгляд, и вообще. Я ее знаю много лет и уверен, что это она. Но все-таки какая-то не такая. Может, это после болезни?

Я вышел от Шовкошитного уже под вечер. Конечно, пришлось сдержать слово – рассказать ему почти все подробности дела моей подзащитной. Опасаться разглашения тайны следствия или какой-либо другой тайны не приходилось: известно мне было очень мало. Почти ничего.

Воха встретил Яшу в гараже и на удивление был практически трезв. Он разобрал то, что осталось от зебры, на запчасти и сосредоточенно разглядывал кучу деталей.

– Яш, может, давай тебе мотоцикл из этого барахла соберем?

– Где одноглазый? – Яша сгорал от нетерпения, в нагрудном кармане куртки лежала коробочка с заветным глазом, и ему не терпелось его примерить. План в его голове созрел уже очень давно и был на удивление прост.

Воха обтер руки промасленной тряпкой, чтобы удобнее было жестикулировать:

– Нашел я его за Объездной. Гляжу, типа, трактор стоит, в кузове зебра, у меня тут сердце зашлось. Тяжело, блин, в деревне без нагана. Я бы этим сволочам руки бы поотрубывал, в натуре…

– Наганом-то, – прервал Яша друга, пока тот окончательно не разошелся и не пошел крушить все направо и налево.

– Наганом? Легко! Ну я и говорю. Трактор, типа, стоит, а этот придурок в поле цветочки нюхает. Типа, на сексуальное свидание приехал. Я к нему. За машиной говорю, типа, приехал и за тобой, кореш. А он, типа, чекист. Кто да что… Да, короче, другой человек ему стрелку забил. Ну, я ему растолковал, в натуре. Кто есть ху. Он, типа, поверил, только, говорит, без трактора не поеду. Уведут. Пристроили мы эту арбу на стоянку, ну и, значит, сюда. Я пацанам-клиентам сказал, что у меня, типа, отгулы, и давай зебру выхаживать. Поселил этого кренделя в гараже, как ты просил. А он ночь поспал и свалил. Надо, говорит, трактор проведать. Свалил, и с концами. Не объявлялся, в натуре. Только вот шмотки бросил, может, вернется или по типу того…