Фридрих Незнанский - Кто есть кто

– Спасибо, – учтиво поблагодарил я ее, – ну что, приступим?

– Давай, – интимным шепотом произнесла она, – только сейчас всех выпровожу.

– Все вон! – закричала она, обернувшись к своим спутникам. Один из кавказцев вякнул что-то на своем языке, но Вера ответила таким многоэтажным русским матом, что мужиков как ветром сдуло.

– И под дверью не стоять! – орала она им вслед. – А то я вас знаю!

Когда все ушли, она бухнулась на тахту.

– Я вся ваша, – двусмысленно произнесла она.

Я пододвинул стул, сел напротив и важно достал из кармана записную книжку.

– Итак, как известно, вы уволились из телекомпании СТВ. Наши читатели хотели бы узнать, чем вы занимаетесь сейчас?

– Я? – Мой невинный вопрос явно застал ее врасплох. – Ну, я пока… рассматриваю разные предложения.

Я сделал вид, что записываю.

– Какие именно?

Она нахмурилась:

– Разные. Слушай, тебя как зовут?

– Юра.

– Знаешь, Юра, давай выпьем.

– Может, после интервью? Я на работе не пью.

Она вздохнула:

– Ну ладно, ты как хочешь, а я выпью. Ты задавай, задавай вопросы свои.

Она встала и нетвердой походкой направилась к бару.

– Кого из наших эстрадных звезд вы бы особо выделили?

Она налила полный стакан виски, бухнула в него пару кубиков льда и подошла ко мне сзади.

– Выпей! – Перед моим носом оказался объемистый стакан.

– Я же не…

– Пей! Иначе интервью не дам, – категорическим тоном заявила она.

Пришлось сделать глоток.

– Молодец. – Стакан исчез, сверху донеслись звуки глотков. Потом появилась рука. Пальцы провели по моей шее, по щеке, скользнули на грудь и залезли под рубашку. Черт возьми, а у нее, кажется, весьма серьезные намерения.

– Каковы ваши музыкальные пристрастия? – произнес я, не надеясь, правда, получить ответ.

– Хочешь, я расскажу о других своих пристрастиях?

Рука этой нимфоманки уже вовсю хозяйничала под моей рубашкой. Я решил перейти к делу:

– Я слышал, вы родились на Северном Кавказе. Расскажите, как вам удалось сделать такую карьеру?

Рука остановилась.

– Откуда это тебе известно?

Я взял ее за руку и встал.

– От вашей сестры.

Она вырвала свою руку у меня. Ее взгляд стал колючим и проницательным, казалось, она хочет заглянуть мне под черепную коробку.

– Ты кто? – опять спросила она. – Откуда ты ее знаешь?

– Я журналист, – повторил я, удивляясь собственному упрямству, – о вашей сестре я узнал случайно от… женщины, которая сидела вместе с ней в Бутырской тюрьме.

– А откуда об этом узнала она?

– Кто?

– Вера, – выпалила она и тут же поправилась, – хочу сказать, Зоя.

Сдается мне, эта оговорка неспроста.

– Так Вера или Зоя? – спросил я, в упор глядя ей в лицо.

Она отвела глаза и ответила вопросом на вопрос:

– Что тебе надо? То есть что ей надо?

Что я должен был ответить? Не мог же я попросить ее пожалеть несчастную, томящуюся в застенке родственницу. Но отвечать было надо, и я ответил то, что первое пришло в голову:

– Деньги.

Она захохотала:

– Значит, она и об этом пронюхала? Так вот, имей в виду. Она не получит ни копейки. Ни малюсенькой части папашиного наследства! Она вообще не выйдет из тюрьмы. А ты…

Она придвинулась поближе ко мне.

– А ты не выйдешь отсюда!

Боковым зрением я заметил внизу и справа ее руку с мелькнувшим длинным блестящим лезвием. Но было уже поздно.

Хорошенькое дело сидеть у окна в пропахшем серостью и унынием кабинете, смотреть на вялое солнце, еле-еле ползущее по небосводу, и понимать, что ты, как и все в этой стране, обречен на благополучие, бездействие, скуку и декадентскую улыбку на губах. Ты обречен на медленное холодное умирание, потому что эта вязкая масса времени вокруг и внутри тебя не может называться настоящей жизнью.

Взорви этот мир! Немедленно! Просто чиркни спичкой о крепкую подошву настоящего американского ботинка, бесполезного на этих отвратительно чистых и гладких улицах, и поднеси огонек к фитилю. Фитилю той самой коричневой штуковины, которую ты уже добрых пять минут меланхолично жуешь. Теперь несколько затяжек, глубоких, как Рио-Колорадо… Ну вот, теперь ты становишься свободным. Ты становишься человеком, способным на веское слово и настоящий мужской поступок.

Он, забросив ноги на стол, прищурившись, проводил уплывающие к потолку кольца настоящего сигарного дыма. Одним пальцем мысленно сдвинул на затылок свой воображаемый шестигаллонный «стетсон» и, не меняя позы, плеснул в опустевший стакан на два пальца не воображаемой, а самой настоящей текилы. Полюбовавшись на дымящийся кончик великолепной голландской «Генри Винтерманс» и сделав еще одну затяжку, он как бы пришпорил своего необъезженного мустанга и как бы понесся вперед, разрезая разморенный от жары воздух прерий.

Он уносился в знойное марево Эль-Пасо, где даже ветер распластался на раскаленных докрасна валунах, не в силах доползти до воды, где высоко-высоко замер рядом с солнцем одинокий кондор, караулящий добычу, где бесплотными тенями бродят по холмам гаучо, полосатые в своих длинных пончо, где на горизонте проносятся и тают в дымке миражи благодатных оазисов.

Вот она, свобода! Ты сам себе хозяин и сам выбираешь дорогу. У тебя крутой нрав, верный конь и пара пистолетов, готовых постоять за твою честь.

И нет никакого дела до тех, кто прожигает свою жизнь в уюте тесных городских жилищ. До тех, для кого мир заключен в пределах маленького скучного городка. До тех, кто думает, что солнце встает только затем, чтобы меньше платить за электричество, а ветер рождается в кондиционерах.

Вечереет, тени смыкаются над тобой, и только одинокий и протяжный вой койота нарушает тишину ночи…

И еще назойливый стук в дверь.

– Разрешите?

На пороге торчит омерзительно обыкновенный служащий твоего банка, чудовищно выбритый, с нелепым галстуком и в очках. И ты с содроганием снова возвращаешься в этот серый никчемный мир, где нет места настоящим чувствам и настоящим мужчинам.

– Господин директор, факс из России.

Господин директор Первого кредитного банка Лихтенштейна бросил взгляд на свои ноги, покоящиеся на столе, и, вздохнув, принял обычную позу, снова став невысоким седеющим солидным джентльменом в солидном костюме и с солидным брюшком.

– ?!

– Русские подтверждают, что наш вкладчик, Мажидов, умер, и просят принять необходимые меры.

– Ну так примите.

– Видите ли, господин директор, дело в том… Вы должны сами взглянуть.

– Что, у нас нет такого клиента?

– Клиент есть, но вот счет…

– Что «счет»?! – Тревожное и сладкое чувство свободы снова покинуло его и теперь неизвестно когда вернется. Он был зол на весь мир и на этого блеющего субъекта, который разрушил его сон наяву.