Фридрих Незнанский - Предчувствие беды

– Терроризм – это не религиозное течение, а способ достижения цели, – возражал ей смуглый мужчина, профессор богословия, о чем сообщила бегущая строка.

– Фанатики, фундаменталисты – это люди, которым противен существующий миропорядок, люди, которые хотят изменить окружающее пространство!

Эти слова профессор произнес с некоторым нажимом, глядя не на собеседницу, а в камеру. Затем перевел взгляд на даму и продолжил:

– Они создают свою контркультуру, со своими ценностями, они желают наказать мир, который им противостоит. Религиозная принадлежность этих людей может быть самой различной. Иудейские экстремисты преследуют политические цели, христианские – восстают против традиционных ценностей западного мира. Вспомним, что Тимоти Макбейн, совершивший теракт в Оклахома-Сити, – это христианин, мстивший за разгром секты Давидовой. Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне. Его миссия оказалась выполнена ровно через сорок лет. – Профессор снова вперился в камеру.

– Подождите, что вы все в одну корзину сваливаете? При чем здесь Моисей? Я говорю о сектах!

– Но в секты приходят люди, обиженные жизнью, судьбой, близкими. Традиционные религии – будь то христианство, буддизм, ислам – самодостаточны и нейтральны…

Александр заснул. Ему снился Эдик, который ожившим фотороботом крушил приборную доску кабины пилотов. Пилотом был сам Турецкий. Он пытался помешать роботу, но почему-то не мог пошевелиться. Его разбудили позывные «Вестей».

– Как нам только что сообщили, сегодня в девятнадцать тридцать по московскому времени над Иркутском потерпел крушение самолет ТУ-154 компании «Аэрофлот», совершавший рейс Хабаровск – Новосибирск. На борту лайнера находились семьдесят восемь пассажиров и девять членов экипажа. Обломки самолета обрушились на жилой квартал города, разрушили два жилых дома. На месте падения лайнера полыхает пожар. Точное количество человеческих жертв пока установить невозможно.

– Какой кошмар, – тихо вымолвила Ирина и опустилась на диван рядом с мужем.

…В понедельник центральные газеты пестрели устрашающими заголовками типа: «Отечественная авиация в коллапсе», «Точное число жертв авиакатастрофы над Иркутском невозможно определить», «Две катастрофы – два взрыва?», "Не летайте самолетами «Аэрофлота» и так далее.

Меркулов наугад вытянул газету из лежащего на столе вороха, прочитал:

– «…В субботу, 1 сентября, в небе над Иркутском взорвался самолет ТУ-154, совершавший перелет из Хабаровска в Новосибирск. На борту находилось 78 пассажиров. Как нам стало известно из информированных источников, причина авиакатастрофы – взрыв на борту лайнера. До последней минуты связь с пилотами сохранялась, и ничто не предвещало трагедии. Взрыв произошел в средней части корпуса. Самолет словно разломило пополам, что было отчетливо видно на радарах наземных служб сопровождения. Обломки лайнера рухнули на один из жилых кварталов города, умножив количество человеческих жертв. Пожелавший остаться неизвестным специалист компании „Аэрофлот“ сообщил, что предыдущая трагедия – крушение лайнера ТУ-154 в окрестностях Воронежа, произошедшая 23 августа, также была связана с взрывом на борту. Причем взрыв также произошел в середине корпуса самолета, в служебном отсеке…» Это столичный «Комсомолец». – Меркулов перевернул страницу, отложил газету. – Это я вам только одну статью прочитал. В других газетах – примерно в том же ключе.

Грязнов взъерошил волосы, возбужденно проговорил:

– Главное, картина взрыва – один к одному с воронежским. Журналюги правду пишут. Узнать бы, кто им информацию поставляет, да ноги тому умнику вырвать за разглашение тайны следствия. Это так, к слову. В общем, пока не установлена причина взрыва, говорить о чем-либо рано. Ужасно, конечно, что самолет рухнул на жилой квартал, но один положительный момент есть: обломки фузеляжа, двигателя и крыльев – все это лежит достаточно компактно. Будем надеяться, что причину взрыва удастся установить достаточно быстро.

– Ты, Саша, о чем задумался? – Меркулов посмотрел на Турецкого.

– Я, может быть, зациклился на своем, так же как Слава на Сосновском, но мерещится мне «след Эдика». Так и хочется сказать: «Чур, меня». Мне, Костя, звонили ребята из горпрокуратуры Хабаровска, они в курсе, что мы ведем дело Аэрофлота. Спрашивали, нет ли каких соображений по взрыву.

– И что ты им сказал?

– А что я могу сказать, пока причина катастрофы не установлена? Только думаю, что нам придется туда лететь.

– А не страшно – лететь-то?

– Они нас так доведут… что дышать страшно будет, – процедил Турецкий.

«И да благословенны будут дела и мысли его, и место в райском саду среди гурий уже уготовано для него, ибо при жизни стал он праведником и прожил жизнь праведника, ибо так было угодно Аллаху».

Звонок, пришлось захлопнуть книгу. Телефон надрывался.

Рафик Лаарба нехотя поднялся с молельного коврика. Подошел к телефону, снял трубку.

– Рафик, привет! Как дела? Как здоровье, дорогой? Это Эдик.

– Здравствуй, дорогой, все хорошо. У нас тут зима на дворе какая-то. Дикая холодина, правда, скоро обещают потепление. Как здоровье Мариночки?

– Да я теперь не Мариночкой, а Ириночкой занимаюсь. Окончательно и бесповоротно. С Мариночкой я порвал.

– А точно? Не вернешься к ней? Ну ты понимаешь, в каком смысле я это говорю? Не передумаешь?

– Нет, Рафик, я это тебе как мужчина мужчине говорю. Так что и у тебя, и у меня теперь девушек Иринами зовут. Слушай, у твоей подруги, кажется, день рождения скоро, если я не ошибаюсь, то ровно через две недели? Ты сам-то об этом не забыл?

– Как через две недели? Ты ничего не перепутал? Точно через две недели?

– Да, дорогой, можешь мне поверить, у меня на даты память как часы. Так что позвони мне через две недели, я поздравлю. Ну все, привет!

– До свидания, Эдик.

Так, значит, день рождения через две недели. При мысли об этом стало неожиданно холодно. Или жарко? Надо взять себя в руки, хватит трястись. В конце концов это и есть то самое великое дело, ради которого он столько лет готовился и жил. К тому же он профессионал. Его же учили, долго учили. В том числе и конспирации. Вот если кто-то подслушал только что состоявшийся разговор, ну кто что в нем поймет? Ну созвонились, ну о бабах поговорили. Ну сменил Марину на Ирину, ну и что?

Значит, две недели, всего две недели. После этого он свободен, он сможет уехать из этого холодного города куда-нибудь к себе поближе и там продолжить заниматься великим делом, которое теперь составляет смысл его жизни, суть его существования и единственную надежду на будущее.

Конечно, таким он был не всегда, теперешнее его состояние, скажи ему кто лет пятнадцать назад, показалось бы полным бредом. Закрывая глаза, он видел родной Сухуми, его зеленые улицы, толпы нарядных отдыхающих, ласковое Черное море. Дом, где собиралась вечерами их многочисленная семья. Родную деревню отца и мамы неподалеку от Гали, куда они часто ездили на каникулы к многочисленной родне. Да, прошло всего шестнадцать лет, как он окончил школу. Как раз после вручения аттестата зрелости они сидели с отцом и двумя дядьями и разговаривали о будущем. Рафику и так все было ясно: кем может быть мужчина в семье, где трое из старшего поколения связаны с авиацией? Было приятно осознавать, что дядьям льстит его выбор. Отец конечно же поворчал, но не очень убедительно.