Фридрих Незнанский - Лекарство для покойника

Ободренный этими мыслями, он поднялся, натянул узенькие плавки и вылез прямо в окно, выходящее на просторную веранду. Теперь он был на третьем этаже своей виллы.

Дом располагался на скалистом взморье. Море – совсем рядом, но гораздо ниже, до него надо было еще добраться.

Луна в эту ночь была почти полная, а след ее на воде удивительно широким. Возможно, где-то вдалеке море было и не совсем спокойным, но в его бухте это оставалось незаметно, и при полном штиле медленная игра лунных бликов наблюдалась на легких всплесках удивительно просто, словно при замедленном воспроизведении кинопленки.

Он спустился с балкона третьего этажа на веранду первого по сквозной лестнице и, прихватив с веревки давно высохшее махровое полотенце, встал босыми ногами на землю. Вернее, на гальку, которой тут было в изобилии. На первом этаже в двух окнах горел свет, там бодрствовали охранники, наверное, резались в свой традиционный покер. Как-то раз старый немец научил Трофимова играть в карибский вариант игры американских ковбоев. Через пару недель покером заразилась вся охрана.

"Секунду подумав, он отказался от идеи искупаться в бассейне – так можно было разбудить домашних – и пошел к морю. Впереди – крутой спуск, и попасть к воде можно было только по узенькой лесенке длиной метров семь, не больше, которую, когда море особенно волновалось, поднимали наверх. Но каждую ночь лесенку поднимали в любом случае. Впрочем, волнение моря редко посещало этот маленький залив. Тут был свой особый микроклимат.

Он усмехнулся, вспомнив, как напирал на это особое обстоятельство тот хитрый хохол, что продавал ему этот участок. Впрочем, особо хохол ничего не выторговал, хотя сейчас, по прошествии нескольких лет, когда они тут обжились и проводили чуть ли не пять месяцев в году, он готов был признать, что пожадничал, да только где искать теперь того хохла, чтобы компенсировать ему возможный моральный ущерб. Впрочем, что там особо компенсировать. Хохол продавал развалившуюся одноэтажную дачку с половиной гектара земли. А уж климат и ландшафт – это досталось не от него…

Он опустил лесенку.

Через минуту-другую он был уже на берегу, и лениво наползавшие волны лизали его ноги. Он отбросил полотенце и вошел в море. Вобрал воздух и нырнул. Сильное тело целеустремленно понеслось вперед, рассекая толщу воды. Вода, как всегда, была абсолютно чистая, и в лунном свете было видно дно, камни, водоросли, какие-то смутные тени, очевидно создаваемые медузами и мелкой рыбешкой, но иногда это все вдруг преломлялось неслыханными красками.

Он плыл и думал, что море ночью очень похоже на сон… или на анимацию. Так чего же беспокоиться о какой-то глупой бессоннице?

"Наконец он вынырнул, чуть отдышался и поплыл размеренным брассом. Трех десятков движений хватило, чтобы выплыть из бухты, горизонт сразу же расширился, и он увидел множество далеких огней – корабли, катера, подводные лодки, прогулочные яхты стояли на рейде. Одни мерцали, другие горели постоянно, возможно, они были равно удалены от берега, а может быть, были и довольно далеко друг от друга, возможно, жизнь на них сейчас кипела, а возможно, замерла и все спали, или кто-нибудь вот так же мучился бессонницей? Или, не сумев реализовать всю энергию жарким днем, также охлаждал ее ночным Черным морем? Словом, некоторое время в голове у него перемещались такие бесполезные и праздные мысли, посещающие делового человека исключительно на отдыхе.

Он повернул назад и через несколько минут уже стоял на берегу, растирая себя махровым полотенцем. И тут только вспомнил, что не обратил внимание на самое главное! Ведь сейчас было то редкое время, когда на исходе лета ночное море светится. Цветут какие-то водоросли, и только ночью в легких всплесках воды появляется удивительное свечение, нечто вроде тысяч, миллионов морских светлячков. Это красивейшее зрелище наблюдалось и с берега, но тут гораздо эффективнее было быть его участником, даже созидателем, когда от взмахов твоей руки новорожденные волны разбиваются друг о друга и зажигаются радостным светом…

А ведь в этом было и что-то от бизнеса. Словно водоросли долго готовились к своему цветению и подготавливали почву, то есть море (ха, довольно парадоксальная игра слов), вокруг себя, и уж когда игра сделана, достаточно малейшего толчка, чтобы все загорелось, чтобы процесс пришел в движение, и он словно уже не зависит от того, кто был его родоначальником, но это только внешне, это всего лишь иллюзия…

Он с сожалением смотрел на море, но на повторное купание все же не решился. Все-таки было довольно прохладно, кажется, шло какое-то холодное течение. Ну да ладно, ведь всего-навсего 19 августа, еще и лето-то не кончилось. Будет время повторить.

Он с берега поднялся по лесенке наверх, потом на веранду первого этажа. По дороге заглянул в окно: охранники по-прежнему резались в карты. У Дмитрия была уже солидная гора фишек, у обоих Игорей – совсем по чуть-чуть. Ничего, до утра есть еще время, отыграются.

Через минуту он был уже в своей комнате. Только там обнаружил, что забыл повесить полотенце на веранде. Ну да ладно, бросил на подоконник. Снял плавки. Растянулся на постели…

Как хорошо. Небольшая усталость, оккупировавшая мышцы, уже отходила, освобождая место для глубокого сна. Сна без снов, в смысле без сновидений.

Это состояние было каким-то удивительным. Он почти осязал свое засыпание, как бы видел со стороны крепкого сорокатрехлетнего мужчину с сильными чертами лица, расслабляющимися только ночью. Вот сейчас он заснет. Вот еще совсем немного, счет ведь идет уже на секунды…

Пожалуй, в комнате немного тяжело дышать. Наверное, испарение мокрого полотенца уплотняет воздух. Надо было все-таки его повесить. А теперь оно словно приближается и приближается к нему. Словно заслоняет уже весь воздух. Словно, кроме него, ничего не существует. Словно полотенце уже и не тонкое полотенце, а что-то вроде подушки. Но разве подушки сами собой держатся в воздухе…

Додумать эту мысль, пришедшую во сне, он не успел.

Раздался негромкий хлопок.

И теперь он заснул уже навсегда.

Турецкий где-то потерял бумажник. Это был старый любимый бумажник, потертый до такой степени, что его содержимое буквально просвечивало сквозь кожу.

Так вот, Турецкий его потерял. И по этому поводу у него было плохое настроение. До поры до времени.

Ледяная минералочка медленно нагревалась, то есть переставала быть ледяной. Багровые помидорчики натурально вспотели изнутри, ожидая своей участи, на них даже выступили маленькие капельки. Зелень, разрезанный лаваш, чуть подтаявший мясной балычок – остатки пиршества, а вернее – его вторая серия, извлеченная из холодильника, призывно глядела на четверых мужчин. Двое из них были уже принявшими и разомлевшими, один – трезвым, но тоже расслабленным и последний – опоздавшим и потому особенно четким и категоричным.