Фридрих Незнанский - Убей, укради, предай

– Красотища-то какая кругом! – восторженно заметил Турецкий, завалившись навзничь на нагретую солнцем хвою.

– Нормально, – солидно согласилась Нинка, присаживаясь рядом.

В кои– то веки Турецкому удалось выбраться в лес в пору бабьего лета. У Ирины накопилась неделя отгулов, Нинка релаксировала после тяжелого бронхита, и Меркулов организовал им путевку в подмосковный санаторий. У Турецкого, правда, получилось вырваться сюда только сегодня, и то Константин Дмитриевич обязал его непременно иметь при себе мобильный телефон, потому как полностью расслабляться «важнякам» не положено. Особенно по понедельникам. Тем более по понедельникам. Даже если они, «важняки», трудились все выходные в поте лица.

На солнышке Турецкого разморило, сейчас бы не носиться с любимым чадом по кустам, а соснуть пару часиков. От костра пахло подгоревшим мясом – пока они тут бродили по лесу, Ирина жарила шашлыки.

– Пап, а правда, если съесть мухомор, то заснешь и тебе приснится что-нибудь волшебное? – поинтересовалась дочь, осторожно тыча палочкой в огромную красную пятнистую шляпку. – Как будто ты летаешь или ходишь в подводном царстве и всякие ангелы вокруг, сокровища, принцы разные?

– Неправда, – лениво ответил Турецкий, разглядывая сквозь шевелящиеся сосновые лапы бледно-зеленое небо. – Мухоморы ядовитые, и есть их нельзя.

– Скорпионы тоже ядовитые. – Нинка уселась Турецкому на живот и помахала ладошкой у него перед глазами. – Что ты на облака уставился, они обыкновенные и совершенно не клевые. А я по телевизору видела, как один мальчик со своим папой их целую миску съели…

– Облаков?

– Скорпионов ядовитых, какой ты все-таки непонятливый! Причем живых, и ничего с ними не случилось. А еще змей ядовитых едят, я точно знаю, и пауков, и другую всякую гадость. Только от скорпионов и змей волшебных снов не бывает, а от мухоморов бывают.

– Это тебе тоже по телевизору рассказали?

– Нет, мне Юлька сказала, она у меня самая лучшая подружка и все мне рассказывает. У нее старший брат в одной книжке прочитал про мухоморы и про сны, нарвал мухоморов, а родители увидели и все выбросили и его отругали, а он сказал, что все равно попробует. И я тоже хочу попробовать.

Ирина призывно помахала им издалека рукой:

– Мясо готово!

– Идем! – крикнул в ответ Турецкий и ссадил с себя Нинку. – А если ты все-таки отравишься и умрешь? – серьезно спросил он, соображая, сработает ли строгий родительский наказ «не сметь!!!» или только раззадорит желание испытать неиспытанное и познать непознанное. – Что мы с мамой тогда будем делать?

Нинка сосредоточенно потерла кончик носа.

– Понимаешь, пап, вот если бы у меня была собака или кошка… Вы же с мамой не хотите мне никого заводить, а так я бы вначале дала им укусить, и если бы они не умерли, то я тоже бы откусила.

– А собаку и кошку тебе, значит, не жалко?

Пауза.

– Давай мы лучше так договоримся: я тебе вечером расскажу волшебную-преволшебную историю, и тогда тебе приснится волшебный сон, и без всяких мухоморов, хорошо?

– Саша! Телефон, – снова крикнула Ирина. – Костя звонит.

Нинка недовольно скривилась:

– Уедешь сейчас, да? А все твои истории я наизусть знаю. Я уже для них выросла.

– А я новую придумаю, – клятвенно пообещал Турецкий, вприпрыжку направляясь к костру.

– Про кровавую комнату? – загорелась Нинка.

– Про кровавую комнату.

Пока Турецкий добежал и отдышался, Ирина мило побеседовала с Меркуловым о прелестях подмосковной осени, из чего Турецкий сделал вывод, что, может, и не придется никуда уезжать, может, Костя просто так позвонил, проверить, не забыл ли Турецкий телефон.

Вывод, увы, оказался ошибочным.

– Придется тебе в другой раз насладиться природой, – извиняющимся тоном сказал заместитель генерального прокурора по следствию. – Только что совершено покушение на Чеботарева.

– Чеботарев – это тот самый Чеботарев? – переспросил Турецкий. И добавил с надеждой: – Или какой-нибудь другой Чеботарев. Не Степан Степанович?

– Точно, – подтвердил Меркулов. – Тот самый Степан Степаныч, который экс-премьер, председатель совета акционеров Газпрома и прочая и прочая. Ему подложили бомбу в его же собственном офисе, но он, к неудовольствию подрывников, остался жив.

– Есть пострадавшие? – пробурчал Турецкий.

– Есть. Больше пока ничего не знаю. Короче говоря, придется тебе поехать посмотреть все на месте.

Шашлыков Турецкий так и не попробовал. Ирина, конечно, обиделась, но до машины проводила.

– Если Нинка вдруг снова захочет мухоморов попробовать, ты ее отговори помягче, ладно? – на прощанье попросил Турецкий. – Без нажима.

– Каких мухоморов?! – испугалась Ирина. – Чем вы там без меня занимались?!

Когда Турецкий выруливал на Покровку, навстречу с диким визгом пронеслись две реанимационные машины «скорой помощи». Дальше дорогу перегородили пожарные, и еще добрых пять минут Турецкий протискивался к офису Чеботарева сквозь плотную толпу любопытных.

Чеботарев со товарищи занимал огромный свежеотреставрированный двухэтажный особняк XIX века в Потаповском переулке. В холле, дырявя пальцами воздух, шумно разбирались две бригады телохранителей, не слишком обращая внимания на многочисленных людей в форме и в штатском. Впрочем, людям в форме и в штатском было не до телохранителей – они разбирались между собой. На громкое происшествие слетелись муровцы, представитель Министерства внутренних дел, прокурор и следователь из межрайонной прокуратуры и, разумеется, ФСБ – как же без них. И все, естественно, настаивали на собственном приоритете в данном расследовании.

Не ввязываясь в бесполезную дискуссию (стопроцентно же не сегодня завтра создадут межведомственную комиссию и всем ныне рвущим глотки придется сотрудничать), Турецкий вслед за очередной бригадой «скорой помощи» поднялся на второй этаж. Красная ковровая дорожка в коридоре была усыпана битым стеклом – от взрыва выбило окна, а со стен свалились картины и фотографии, пахло паленым мясом.

В кабинете Чеботарева работали три группы следователей, оперативников и экспертов, эти, правда, вели себя мирно и за вещдоки не дрались. Хотя пространства занимали много.

Турецкий издалека оглядел развалины дубового стола и дымящиеся обломки желтого кожаного кресла. В стене за креслом зияла дыра метр на метр. Сквозь дыру просматривался порушенный интерьер соседнего помещения.

В совершенно не пострадавшей от взрыва приемной медики оказывали помощь еще одному раненому. Колоритный субъект лет пятидесяти с бледной лысиной, окруженной мелкими рыжевато-седоватыми кудряшками, тонким птичьим носом и обвислыми, как у бульдога, щеками, томно отмахиваясь от врача «скорой помощи», вещал звучным фальцетом: