Фридрих Незнанский - Договор с дьяволом

Лина всхлипнула.

– Это потом, – недовольно оборвал он. – У меня сегодня сидели из прокуратуры. Подозревают, как я уразумел, что авария была подстроена. Твоя работа? Ну?!

Лина кивнула.

– Та-ак… – Он прошелся вдоль воды, два-три шага туда-обратно, присел на корточки. – Рассказывай. И только ничего не ври!

Продолжая всхлипывать, Лина стала рассказывать о том, что в последнее время Махмуд словно с цепи сорвался. Причина понятна: идиотка Раиса установила за ним подлинную слежку, чуть ли не разговоры записывались, которые затем были ею предъявлены ему. Словом, довела Махмуда до точки кипения. Родственников вызвала с Кавказа, и те явились с угрозами в его, а главное, в ее, Лины, адрес. А как же могло быть иначе, если именно она и вела все переговоры с Мамедовым? Ведь сам Самарин устранился от всяческих общений на эту тему. Вот и пришлось… даже и собой жертвовать, лишь бы уговорить, убедить, заставить наконец принять их план. Да, вот с Козловым, с этим было полегче, хотя тоже тот еще фрукт! А у Махмуда ко всем его кавказским заморочкам добавилась жуткая ревность. На что Лина ну никак не могла рассчитывать, опираясь исключительно на собственные силы и возможности. Но что было, того уже не вернешь. В общем, когда все практически было решено, у Мамедова появились новые соображения, как у всякого дурака, считающего себя пупом Вселенной. И денег ему, оказалось, мало, и условия неподходящие, и то, и другое, и пятое, и десятое. Но если бы это были обычные капризы, с ними было бы несложно справиться. Пошли угрозы…

– Это что, серьезно? – не поверил академик.

– Я же говорила тебе! – надрывно воскликнула Лина. – А ты отмахивался. Вместо того чтобы вызвать его на откровенный разговор, придавить своим авторитетом, наобещать семь верст до небес, пока дело не завершится, ты молчал. А потом ему было бы уже поздно отступать, глупо угрожать какими-то разоблачениями!

– Что, даже до этого дошло?

– Ну как ты думаешь, стали бы мы из-за пустяка предпринимать такие шаги?

– Кто – мы?! – прямо-таки зловещим шепотом произнес Самарин.

– Мы – это мы… И ты, и я, и Козлов…

– Что?!

Он сорвался. Теперь уже ей приходилось умолять его не кричать, не привлекать случайного постороннего внимания, вникнуть в ситуацию, черт побери! Вникать он определенно не собирался. Но весь свой гнев и презрение с каким-то садистским наслаждением продолжал изливать на понурую поначалу голову своей подчиненной. Своей любовницы, будь она проклята! Своей совратительницы, подставившей несчастную голову академика, уважаемого всеми человека, под топор уголовного расследования…

И чем больше он орал, тем спокойнее чувствовала себя Ангелина Васильевна. Она поняла: крик – от бессилия, от невозможности отказаться от уже совершенного деяния. Да, он не говорил о том, что надо укокошить Махмуда, пока тот сам не укокошил академика и всю его задумку. На шестьсот тысяч долларов. Не давал советов, как убрать строптивого дурака. Но, уже зная о капризах Мамедова, продолжал твердо и целеустремленно двигаться к своей цели, к светло-коричневому кейсу, набитому пачками купюр, и даже на миг не подумал, что, может быть, стоило бы отменить операцию. Или хотя бы отложить ее на время, чтобы перегруппировать силы и спокойно убрать мешающие элементы. Нет, он торопил, он настаивал, он даже неоднократно намекал, что при вербовке нужных людей Лина вправе располагать всем набором средств, включая личные возможности. Разве не так было?

Академик захлебнулся, а Лина перешла в наступление. Ну хорошо, завтра же она пойдет к этим следователям и во всем им признается. В том, что торпеда уже продана, что деньги получены, что препятствия в лице Махмуда Мамедова убраны… Все честно расскажет. Ее за это не расстреляют, даже и срок, в связи с явкой с повинной, как показывают по телевидению, постараются дать минимальный, а с ее-то достоинствами она ни в какой тюрьме не пропадет, еще и отдохнет за счет государства. Зато академика ждет в этом случае полнейшее разочарование. Это – мягко говоря. Устраивает?

Самарина подобный поворот дела никак не мог устроить. И, как-то посторонне вслушиваясь в слова, произносимые Линой, он все больше понимал, что она права, хоть и сволочь порядочная. Ну а что, разве дело, которое он вместе с ней, кстати, и затеял, не сволочное? По большому-то счету? То-то и оно. Однако, несмотря на все больше убеждающую ее правоту, несмотря на то что «точка возврата», как говорят в авиации, уже пройдена, что ситуация стала, другими словами, необратимой, академика не оставляло побочное ощущение быстро надвигающейся опасности, от которой теперь ни он и никто другой не гарантирован.

Подавив в себе это тревожное чувство, Самарин жестом остановил поток обвинений и оправданий.

– Ладно, допустим, что согласиться с произведенными действиями я не могу. Предположим также, что дело сделано во спасение коммерческой сделки… черт знает что! Пусть. Но что же дальше? Мне сегодня сообщили, что наши представители вместе с изделиями должны в ближайшие день-два прибыть в распоряжение командования Северного флота. Учения начинаются завтра. Ну пока они там будут решать свои стратегические и тактические задачи, время у нас имеется. Но испытания нам предложено провести с атомной подводной лодки. Сроки ее выхода в море тоже четко определены. И срыва испытаний «Шторма» нам никто не простит. Это хоть вам понятно?

– Кому – нам? – вскинулась Лина. – Называй конкретно! Я, что ли, полечу в Североморск? Или, может, ты возглавишь испытания? Так вот, милый мой академик, слушай меня внимательно. Мы с Ваней уже обсудили этот горький вопрос. И тот вариант, который ты предложил однажды, Козлов, что называется, уже обсосал со всех сторон. И даже то обстоятельство, что Мамедова нет, то есть не окажется на испытаниях, не усложняет, а облегчает нашу задачу. Пошли вместо Мамедова любого конструктора из его отдела, для которого в принципе один черт – что «шестьдесят восьмая», что «шестьдесят четвертая», скажем. Козлов, как военпред и основное ответственное лицо, найдет возможность произвести подмену. А в воде все твои легендарные торпеды одинаковые, за некоторым исключением, известным лишь узкому кругу высоких специалистов. Это не мои слова, поверь. Да у нас и нет другого выхода, мы не должны запустить «шестьдесят восьмую», но ее может постигнуть неудача, ведь верно? А обломки со дна Баренцева моря никто доставать не будет. Что ж поделаешь, ты хоть и гений, но и у тебя возможны редкие неудачи. Придется покраснеть перед руководством ВМС, куда денешься, и с еще большим жаром затем приняться за доработку. А Эрику, как я поняла, ничего другого и не надо.

– Складно говоришь… Ну, что касается «краснеть», так это нам не впервой, на грешной земле живем, того-другого не хватает. От стыда не сгорим. Но ведь начнутся проверки, комиссии…