Эдуард Хруцкий - На углу, у Патриарших...

Он кинулся к выходу, распахнул дверь, позвал умильно:

— Анатолий Яковлевич, Сергей Васильевич, нас уже ждут!

Владелец заводов, газет, пароходов был демократичен: в экскурсии принимала участие вся шестерка. Бизнесмен и джентльмен вели себя подобающе: сосредоточенны, предельно внимательны и любознательны. Остальные же — сообразно обязанностям и характерам: шофер покорился судьбе и послушно следовал за хозяином, двое охранников, отстав, делали вид, что исполняют свою столь важную работу — стояли в дверях, сторожа входы и выходы. А третий охранник, преодолевая невыносимую скуку, отделился от всех и бесцельно бродил по залам.

— Наш музей, — курским соловьем заливался Валентин Сергеевич, — был основан в самом начале двадцатого века. Сперва это были две комнаты при церковно-приходском училище, в которых экспонировались этнографические предметы деревенского быта…

Услышав словосочетание «этнографические предметы», джентльмен косо глянул на экскурсовода. Однако тот ничего не заметил: ему самому такое словосочетание отнюдь не казалось ни странным, ни неуклюжим.

— Но в девятнадцатом году, — продолжал Валентин, — музей получил в свое распоряжение это здание и пополнил свой фонд за счет богатейшей коллекции купца-мецената Кукушкина…

— А купца Кукушкина расстреляли, — грустно не то догадался, не то спросил бизнесмен.

— Да, — так же грустно подтвердил краснопиджачник. — Но, как потом оказалось, по ошибке. Вы еще о чем-то хотели спросить?

— Да нет, продолжайте.

— Сейчас мы входим в зал, где хранится наша гордость — серебряная, бронзовая, оловянная, латунная и медная посуда, с которой едали наши предки. — Произнеся столь изысканную фразу, экскурсовод обвел аудиторию торжествующим взглядом. — Здесь тарелки, блюда, ендовы, штофы «журавли» семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков. Прошу обратить внимание на выразительность форм и изящество отделки…

…Охранник Андрюха ходил у окон, осматривал притолоки и стенды. Незаметно пробрался к электрораспределительному щиту…

Курский соловей, не умолкая, подходил к финалу:

— Вот в основном и все наши сокровища, которые ярко иллюстрируют культурный уровень, быт и нравы нашего своеобразнейшего края. Хотелось бы показать вам новейшие поступления, но увы, в зале, где они размещены, ведутся небольшие ремонтные работы. Да и мы, используя это время, решили произвести учет…

— Учет! — заворчал от двери Лепилов. — Здесь что, колбасный ларек?

— Миша, — тихим голосом прервал тираду «быка» джентльмен, извлек из внутреннего кармана бумажник, а из бумажника двадцатидолларовую купюру. — Здесь все свои люди. Я, дорогой, простите, не запомнил вашего имени-отчества…

— Валентин Сергеевич, — немедленно доложил краснопиджачник.

— Этого хватит, чтобы преодолеть все препятствия, Валентин Сергеевич? — Джентльмен протянул банкноту.

— Не в этом дело… — замялся экскурсовод. — Просто помещение не совсем готово к приему посетителей…

— Если вы считаете для себя невозможным принять эти деньги, то отдайте их вашим плотникам, чтобы они как можно скорее все привели в надлежащий вид, — вмешался бизнесмен.

Валентин Сергеевич при такой постановке вопроса свободно принял купюру, небрежно сунул в карман и попробовал пошутить:

— Что ж, будем считать вас нашими спонсорами, — и махнул рукой, указывая направление. — Прошу.

Двухсветный зал испещряли яркие тени в виде геометрических фигур: это шалило невысокое уже солнце. Даже две-три рейки — следы неторопливого ремонта — не мешали теплому сверканию стендов в центре зала, уюту, исходящему от межоконных банкеток. Стариной веяло от портретов кавалеров и дам в париках и фижмах. И сову все увидели сразу же. Она сидела на небольшом постаменте в темном углу, но глаза ее, огромные зеленые глаза, горели мистическим каким-то огнем.

Анатолий Яковлевич, не отрывая взгляда от совы, рванулся было к постаменту, но был незаметно остановлен твердой рукой и мягким шепотом Никольского:

— Успокойтесь. Для начала полюбуйтесь портретами.

— В этом зале мы постарались воссоздать образ торжественного дворянского зала середины прошлого века, однако не нарушая при этом последовательность экспозиции, — дудел в свою дуду Валентин Сергеевич. Закончить ему не дал Лепилов:

— Откуда дворянский-то? Хозяин купцом был.

— Ну, это, конечно, не буквальное воссоздание, а некоторым образом фантазия на тему… — замельтешил экскурсовод.

— Лучше помолчи. Не мешай людям смотреть. Они, я думаю, поболе тебя понимают, — внятным шепотом посоветовал Лепилов.

Эти люди уж точно понимали в искусстве поболе незадачливого краснопиджачника. Рассматривая портреты, они неторопливо приближались к заветному углу. Добрались. Анатолий Яковлевич, не отрывая глаз от птички, машинально похлопал по внутреннему карману пиджака.

— Лупу доставать не надо, — тихо-тихо посоветовал Никольский. — Смотрите так, — и громко добавил, повернувшись к краснопиджачнику: — Уж не Фаберже ли это?

— К сожалению, нет. В манере Фаберже, как утверждают знатоки, — солидно ответил Валентин Сергеевич и кашлянул в кулак.

— Мы вас задерживаем? — осведомился джентльмен.

— Что вы, что вы! — замахал руками тот. — До закрытия еще двадцать минут.

Бизнесмен и джентльмен проследовали к «Паккарду», у раскрытой дверцы которого их уже ждал шофер. Двое охранников направились к «БМВ». А главный охранник Миша задержался, стоя рядом с Валентином Сергеевичем, который обходительно вышел проводить дорогих гостей. Когда пятеро расселись по автомобилям, Миша, не поворачивая головы, произнес без выражения:

— Я ж тебе сказал: не обделю. А ты крысятничаешь, козел, — и зашагал к «БМВ». Вскоре обе машины медленно тронулись с места.

…У залива, на обочине пустынной асфальтовой полосы безнадежно голосовал рыбак. Обычный рыбак: каскетка, штормовка, рюкзак, резиновые сапоги.

— Останови, — приказал шоферу Никольский. «Паккард» остановился. В хвост ему пристроился «БМВ». Никольский вышел на обочину и позвал: — Лепилов!

Лепилов выбрался из-за руля «БМВ». Метров сто было до рыбака. Рыбак бежал им навстречу, а они шли медленно: заметно хромал Никольский. Встретились. Рыбак сиял:

— Здравствуйте, Сергей Васильевич, здравствуй, Миша. — Миша похлопал рыбака по плечу, а Никольский пожал ему руку.

— Обрадуй нас, Вешняков! — предложил майор.

— И обрадую, — с достоинством пообещал Вешняков. — По мелочам много чего, но самое главное случилось вчера вечером. С мелочей или с главного?

— С главного, но по порядку, — предложил Никольский.

— Подружился я тут со сторожем музея, — начал Вешняков. — Он мне про заветные рыбацкие места рассказывает, а я его водочкой слегка угощаю.