Владимир Болучевский - Танцы в лабиринте

- Что было, то и взял. Ты бы больше здесь... - тот неприязненно покосился на Петра.

- Так оно и к лучшему, - пожал плечами Волков.

- Тебя не спросили. - Витяй сел на ящик, открыл бутылку и, отхлебнув из горлышка, передал товарищу. Тот, в свою очередь, сделал несколько глотков и сморщился, передернув плечами.

- Ну так и... что тут было-то? - Волков закурил сигарету.

- Где? - сдавленным от горлового спазма голосом спросил мужик с седой щетиной на щеках.

- Слушай, а шел бы ты... - вяло сказал, глядя в сторону, Витяй. Повестку давай присылай. И чтобы я расписался в получении. Понял? А не можешь вали.

- Да, - покачал головой небритый. - Не глянулся ты Витяю. Не получится у нас с тобой разговора. А за грев - благодарствуй, мил человек.

И он осклабился, обнажив щербатые желтые зубы.

- Ребята... - Волков отбросил сигарету, широко, но как-то нехорошо улыбнулся и развел руки в стороны. - Мы, работники интеллигентного труда, не понимаем такого к себе отношения. Мы - артисты, а значит, нервы никуда. Это понятно?

Седой еще раз приложился к бутылке, взглянул на Петра и сказал даже как-то с сочувствием:

- Пшел вон, а?

Он еще не закончил своего "а?", когда Витяй, ну просто будто бы выброшенный какой-то невидимой катапультой, взметнулся в воздух и с воем выстрелил всем своим телом, с выставленной вперед ногой, целясь Волкову в голову.

Возможно, это было просто везением, а быть может, сработал тот самый звериный инстинкт, но Волков успел-таки, чуть присев, уклониться на долю миллиметра, так что ботинок, грозящий снести башку, лишь слегка оцарапал его щеку, пролетев дальше, куда-то за спину. Петр мягким, отработанным движением левой руки убрал блок нападающего и встретил летящее ему навстречу, искаженное безумной гримасой лицо раскрытой правой ладонью. В какую-то долю мгновения он ощутил ею подбородок и провел руку чуть вперед.

Витяй упал ему под ноги, как тряпичная кукла.

- Ты ж... это ж... ах ты...- привстал седой. - Что ж ты, сука, творишь...

- А чего? Нормальный башкирский подсед и прямой тепель-тапель. Ты поплачь над его челом. Настоящий мужчина не боится плакать.

- Ну, теперь все... - Мужчина встал с ящика, и вдруг оказалось, что он достаточно высок ростом, крепок сложением и вовсе уж и не такого преклонного возраста. Неожиданно сверкнув, в его руке выщелкнулось лезвие большого ножа. Я ж щас тебя, падла, положу...

- Это ты правильно рассудил, - Волков мягко, по-кошачьи отступал назад. Это ты правильно понял всю сущность мою. Западло мне ствол обнажать...

- А!.. - седой сделал короткий умелый выпад.

- ...перед говном...

- А!.. А!.. - противник Петра ловко взмахнул ножом крест накрест и слегка зацепил его левую щеку, из которой проступила кровь.

- ...перед всяким,- Волков, не опуская глаз и все так же мягко отступая, провел большим пальцем левой руки по царапине на щеке и, слизнув с него кровь, оскалился:

- Смерти моей хочешь? Я правильно понимаю?

- Да ты ж... - Седой непростительно далеко выставил вперед длинную руку с ножом.

Мгновенно, неуловимым движением, Петр чуть отвел ее в сторону, одновременно мет-нувшись вперед, и нанес страшный удар правой снизу, в подбородок. Пожилой рухнул на землю.

- Так вот что я всем вам скажу... - Волков отшвырнул ногой нож, глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и посмотрел на лежащее перед ним тело. - В очередь, сукины дети. Если по этому делу, то в очередь.

Он достал сигарету и закурил. Потом сделал несколько шагов, наклонился, поднял нож, рассмотрел его и, сложив, убрал в карман куртки. Затем вернулся к лежащему мужику с заросшим клочковатой седой щетиной лицом, присел на корточки и, склонившись над ним, похлопал его по щекам.

- Ой, Господи, надо же, человеку плохо! - закудахтала проходившая мимо пожилая женщина. - Это ваш товарищ?

- Да как вам сказать, - распрямился Петр. - Я его и знаю-то только... здрасте, там, да до свидания. Ну... тут, по двору. Но с виду весьма приличный человек. Очень любит рассказывать, как замечательно жил в Златоусте до войны.

- Так, может, я "скорую"? - женщина как-то странно посмотрела на Волкова. - Может, у него сердце?

- Думаете? - Волков покачал головой. - Нет. Вряд ли. Может, вот разве с головой что... Вы не волнуйтесь, я сам позабочусь.

- А... вон там еще один. Лежит.

- Я в курсе. Вы ступайте. Я-то же ведь здесь.

- Да, действительно. Так я пойду? - робко спросила женщина.

- Конечно. Ступайте.

- Ага. Хорошо. - Женщина торопливыми шагами вернулась на тротуар и исчезла, не оборачиваясь.

Петр опять склонился над телом, стал растирать ему уши, хлопать по щекам. Реакции - ноль. Расстегнул пуговицы на толстом вязаном джемпере, затем расстегнул рубашку и увидел на груди двойной профиль - Ленин и Сталин, а немного выше, чуть ли не от плеча и до плеча, синела фраза: "Все на выбора!"

"Тишкин корень! - подумал Петр. - С кем воевать-то доводится..."

- Ну давай, отец, просыпайся...- он стал растирать ему грудь, мять уши и хлопать по щекам. - Ну давай, давай! Да живи ж ты, еж твою туда-сюда!..

Мужик вдруг открыл глаза, взглянул на Волкова и очень строго спросил: "А где все?"

- Так ведь...- улыбнулся Петр,- жизнь, она ответов не дает. Она только вопросы задает.

- Какие?

- ДТП тут было, помнишь?

- Помню.

- Когда?

- Вчера вечером.

- Кто с кем?

- Тачка фирменная в "копейку" въехала.

- Цвет?

- Черно-белый.

- Как это "черно-белый"?

- Тачка черная, "копейка" белая.

- Номера помнишь?

- Только копейки. Семь, семь, семь. И буквы еще - ОХ.

- Уверен?

- Так... Это ж портвейн такой, "три семерки". Как же не запомнить... А где все?

Волков оглянулся через плечо. Второе тело вроде тоже уже начинало ворочаться.

- Вон, там Витяй, - сказал он мужику, поднялся, вышел из сквера, сел в машину, завел мотор и тронулся с места.

- Алло, Виталич? - Волков, держа в руке трубку сотового телефона, повернул с Троицкого моста направо и невольно засмотрелся на противоположный берег, где вздымала свои бастионы Петропавловская крепость.

"А ведь и на самом деле непогано, а? Надо же, и на душе любезно делается. Нет, правда..."

- Я. Ты, что ли, Волчара?

- Узнал?

- Сто лет жить будешь, о тебе сейчас говорили.

- Иди ты?

- Ага. Говорили, что тебя грохнули.

- Вранье.

- Не скажи. Всяко может быть.

- Думаешь?

- Конечно. А, нет... Говорили, что это ты опять кого-то грохнул, я перепутал.

- Ты за семафорами бы лучше следил, если уж тебе за это жалованье платят. А то я тут, третева дни, еду по Ленина, а на перекрестке с Большим он опять не работает. И ДТП поэтому, и пробка. Вы это специально делаете?

- Естес-стнно. Чтоб бабки снимать. Ты ж понимаешь.

- Ладно, не об том речь. Номерок пробить можешь?

- А она не Ленина, чтоб тебе известно было, а уже Широкая опять давно.

- Можешь?

- Сколько?