Мария Семенова - Преступление без срока давности

А что было делать? Идти под трибунал? Застрелиться? Бежать со Скунсом в джунгли и сдохнуть там на пару от рук своих же? Система непобедима. И наверное, вправду виновата во всем. Но как бы там ни было, ведь это он, спецназовец Санька Веригин, всадил тогда лучшему другу в легкое винтовочную пулю и не спился, не сошел с ума, не удавился на подтяжках. И один Бог знает, чего это ему стоило! А Скунс приходит с тех пор во сне — окровавленный, страшный, с немым вопросом в глазах, и не спастись от его взгляда ни водкой, ни афганской дурью, ни легкими деньгами. И если не Меньшову, то кому отвечать за Алешкину седину, выгоревшие от муки зрачки и душу, в которую любимая отчизна харкнула обильно и зелено? Уж во всяком случае, не эта самая отчизна, тихо загибающаяся в демократических корчах. Да что отчизна?.. Есть конкретный человек, конкретно испоганивший Алешке жизнь.

Ответить — своей поганой жизнью.

«И ответит». Беззвучно поднявшись, Меньшов надел халат, легко ступая по зеркалу паркета, направился в ванную. Залез под душ, долго мок под ледяным дождем и, крепко растеревшись полотенцем, прошел к себе в кабинет. Разогрел суставы, потянулся и, восстановив дыхание, уселся в «позу удовольствия» — сосредоточиться на главном. На том, что его занимало последние полгода и должно было сегодня воплотиться в жизнь. Вернее, в смерть. Того самого конкретного человека.

Который часто убивал людей и, может быть, поэтому очень крепко держался за собственную жизнь, ездил в бронированной машине, жил в доме, напоминающем крепость, и нигде не появлялся без охраны — дюжих молодцов из бывшего Седьмого управления КГБ.

Отнять у такого жизнь непросто. Да еще изловчиться сохранить свою и не подставить под удар подчиненных, преданность которых не подлежала измерению в деньгах.

Взрывные устройства с дистанционным способом подрыва не давали гарантированного результата. Лимузин, в котором ездил клиент, напоминал броневик с капсулой-салоном внутри, и для причинения реального ущерба нужен был заряд, способный подкинуть машину в воздух метров этак на пятнадцать-двадцать. Таким образом, возможность устранения объекта появлялась только в тот момент, когда он находился на свежем воздухе. Например, зарядом направленного действия с дистанционным подрывом вроде отечественной ПОМЗ-2 или ОЗМ-4, а лучше всего американской миной «Клеймор Ml 8»…

Однако сектор поражения осколками у них градусов шестьдесят, все живое выкосит — ни подпрыгнуть, ни залечь. А это означало, что наверняка будут ненужные жертвы.

Оставался, правда, еще один проверенный способ — выпасти клиента, поймать в перекрестие прицела его голову или горло (на корпусе возможен бронежилет) и, выбрав мгновение между ударами своего сердца, плавно нажать на спуск. А потом исчезнуть. Однако от профессионалов из Седьмого управления можно и не уйти, а поэтому Антон Андреевич пошел другим путем. Полгода понадобилось на сбор информации, отработку места покушения и близлежащих районов. Плюс способ осуществления акции, оружие, варианты отхода… И вот сегодня все должно свершиться.

— До встречи. — Улыбнувшись, Меньшов взглянул на фотографию клиента, одну из многих, висевших на стене, и, аккуратно повязав галстук, натянул поверх костюма камуфляжный комбинезон. — До встречи…

Мгновенно выхватил нож и, не коснувшись лезвием обоев, располосовал крест-накрест человека в генеральской форме. Пока только на фотографии.

«Друзья узнали, похоронили, пропеллер стал ему крестом». Прибавив газу, Снегирев сделал Борю Рубашкина погромче и, миновав красочное многометровое заблуждение: «Аэрофлот — это ваш шанс летать дешево, надежно и быстро», как-то совершенно непроизвольно добавил от себя: «На тот свет».

Под рев самолетных турбин он заехал на парковочный пятак и, определив «мышастую» в самый центр автомобильного скопища, втер в шевелюру содержимое очередного тюбика красителя-пятиминутки. «А говорят, лучшее средство от седины — лысина».

Брюнет из Снегирева получился еще тот — черный как смоль, с лихим прищуром веселых глаз: не отдашь жену — уведет коня; и, прихватив букет хризантем, он этаким ромалэ двинулся к зданию аэровокзала.

В душном закуте Пулкова-2 народу хватало. Крутые россияне держались чинно и, дабы подчеркнуть личную значимость, громко общались с себе подобными по сотовым трубам. Люди попроще, с букетами и без, гуртом толпились у выхода с таможни, а кое-кто, прижавшись носом к стеклянной стенке, жмурился в смотровую щель и от восторга смачно хлопал себя по ляжкам:

— Абрам! Абрам! Ты же не поверишь — наши таки идут!

Томились милые, напоминавшие валютных, барышни в брюликах, мужской пол косился на их ноги и посматривал на электронное табло, а из толпы, словно лозунги на первомайской демонстрации, выпирали призывы: «Дорогой герр Опопельбаум!», «Мистер Лонгерфильд!», «Равви Израель!».

Таможня давала «добро», менты блюли, и все флаги были в гости к нам.

На выходе их уже ждали. Лихой молодец с мулькой «такси» поверх куртки живо рассаживал фирму по машинам.

Причем не в милые патриотам «Волги» цвета детской неожиданности, а в авто европейского класса, в которых возят пассажиров и за бугром. Но, господа, за все нужно платить, и желательно долларами. А обычному таксярнику — хрен большой и толстый, пусть россиян возит за их рубли. Чужие здесь не ездят.

— Девушка, вот это желтое, пожалуйста.

Выкинув в урну обертку, Снегирев устроился у стенки и как бы не обращая внимания на окружающих, занялся вплотную мороженым: если что, внешность жующего человека запомнить сложнее.

«Ба, знакомые все лица». Едва он добрался до сердцевины из ананасового джема, кисло-сладкой, в палец толщиной, в его поле зрения попала плотная фигура человека по прозвищу Колун. Он был одет в длинную, наглухо застегнутую куртку, и, с минуту понаблюдав за ним, Снегирев понял, что стволы он держит под мышкой и в потайной лодыжечной кобуре, на груди у него находится микрофон, и, стало быть, работает он не сам по себе, а в команде. Колун со скучающим видом посматривал по сторонам, охотно останавливал взгляд на хорошеньких женщинах, но неуклонно возвращал его к выходу с таможни, и было нетрудно догадаться, что он и сам встречал кого-то из-за бугра.

Пустячок, а приятно, — в мороженом неожиданно обнаружилась прожилка суфле — воздушно-земляничного, а в это время открыли проход, и счастливцы, прошедшие шмон, двинулись кто на родину, а кто в гости. Причем отличить гостей от хозяев было совсем несложно. Вроде бы и прикид не лучше нашего, и мужики такие же лысые, и бабы большей частью кривоногие, да только в выражении их глаз светилось что-то особенное. Не убитое жизнью в Совке.