Мария Семенова - Преступление без срока давности

Зато в мыслях Сергея Петровича гармонии не наблюдалось. Сказать больше, были они какие-то безрадостные. Причин для этого хватало: непоправившийся Лоскутков, непойманный Скунс, недосягаемый генерал Шагаев, ненайденные похитители девиц… Все с приставкой «не». А самое главное, конечно, недобитая сволочь вокруг. Чем больше собиралось данных о власти предержащей, тем муторнее становилось на душе. Сразу вспоминался бородатый школьный анекдот из французской жизни:

— Скажите, а порядочные женщины есть у вас?

— О, конечно, есть. Только они стоят дороже.

«А не послать ли мне все это к чертовой бабушке? — Плещеев отшвырнул книжонку, зевнул и, потянувшись к пульту, принялся использовать свою свободу выбора. — Один хрен, всех не перестреляешь».

На одном канале шел футбол, по другому давали боевик — с пальбой из тридцать восьмого калибра по плохим парням, и, остановившись на вялой эротике, Сергей Петрович вдруг услышал телефонную трель.

«Не спится кому-то, не дай Бог, Людмилу разбудили». Он быстро поднялся, снял трубку и, снова зевнув, приложил ее к уху:

— Слушаю.

— Только внимательно слушай, Плещеев. — Мужской голос был удивительно знакомым, и, сразу же вспомнив седоволосого водителя «Нивы», Сергей Петрович спать расхотел.

— Говорите, я весь внимание.

— Если хочешь Шагаева, двигай к себе в контору и жди у компьютера. — Позвонивший замолчал и, перед тем как отключиться, дал совет: — Не ссы, очком не играй, прорвемся.

Нет, все же осень брала свое. Клены в парке стояли с красно-желтыми заплатками на зелени нарядов, воробьи на песчаных дорожках уже чирикали без энтузиазма — чик-чи-рик, лету хана, скоро заморозки; а начальство плещеевское поменяло летний хлопковый костюм на двубортно-основательный из шерсти и, сидя за столом, чем-то напоминало насупленного филина.

— Ну хорошо, Сергей Петрович, информация прошла, так ведь ее проверить надо, и, сам понимаешь, охраняют этот институт болезней мозга не вохровцы с берданками… Чего ж ты от меня хочешь?

— Понимания и содействия. — Плещееву почему-то стало наплевать на всякую субординацию, и, положив на стол крупные, отнюдь не изящного вида ладони, он вдруг с суставным хрустом резко сжал их в кулаки. — Не поможете, буду рассчитывать на собственные силы. Уж что-что, а снимать часовых мои парни умеют… Никуда Шагаев не денется…

— Ну ты разбушевался, Аника-воин. — Начальство с интересом, будто увидев впервые, воззрилось на Плещеева и, покачав головой, совершенно неожиданно раздвинуло улыбкой губы: — Ишь буйный какой. Да для Шагаева ни ты, ни я не фигуры. Я только и слушаю тебя сейчас, потому как все, нет его — холодный лежит.

— ???

— Да, убили вчера, по пути на работу. Все сыскари подняты на ноги, землю носом роют, но уже ясно, что дело «глухарь». Безо всякого просвета. Работали профессионалы не просто экстра-класса, а супер, элита, слов не подобрать.

Ранним утром без шума подняли гаишный вертолет, с точностью до минуты выпасли машину Шагаева и, зависнув над ней, продырявили генералу желудок. Заметь, не голову, а живот, чтобы дольше мучился. Причем стреляли из «вампира», крупнокалиберной винтовки, специальной экспансивной пулей. Она легко прошила бронетриплекс и, разорвавшись у Шагаева в брюхе, напрочь вынесла все кишки. Я видел генеральскую машину вчера. — Начальство положило очки на стол, и особой скорби на его лице не отразилось. — Дырка в стекле с орех, а внутри словно на бойне. Шагаев, говорят, после этого еще жил два часа, если, конечно, это можно назвать жизнью. С вывернутым наружу собственным дерьмом…

«Да, — сказал бы Снегирев, — Санька Веригин привык работать в американском стиле — исключительно в корпус».

— Все сделано, как просили. — Рябая санитарка со смешным прозвищем Нюся хитровато сощурилась и принялась шуршать завернутыми в тряпочку полтинниками, — Верхнее, исподнее, туфли демисезонные на полукаблуке, опять-таки мне за труды. Вот список, вот сдача…

— Спасибо. — Снегирев сдачу проигнорировал и, глянув на часы, взялся за «Нокию». — Ну так что она там? Скоро?

— Одевается уже. — Довольно улыбнувшись, санитарка спрятала деньги и покосилась в сторону палаты: — Пойду помогу, чтоб побыстрее-то.

— Давай, Нюся, действуй. — Снегирев нажал кнопку памяти и, дождавшись контакта, приложил трубку к уху: — Здорово, Кирилл. Как жизнь? Мексиканский, говоришь, сериал? И даже Ирка нашлась? Это хорошо. Ладно, буду минут через сорок, расскажешь.

Он задумчиво убрал телефон и, покачав головой, вдруг широко улыбнулся: «Ну, Плещеев, молодец, растешь на глазах», а в это время дверь палаты распахнулась и в коридоре показалась бомжующая россиянка Дубровина. Хоть и говорят, что хворь не красит, но Анна Павловна смотрелась куда как лучше, чем до больничных стен, — приличного вида интеллигентная дама бальзаковского возраста. Только вот выражение ее глаз осталось прежним, потерянно-отрешенным, и медицина здесь, видимо, была бессильна…

— Ну что я вам говорил, будет как огурчик! — Выкатившийся из ординаторской эскулап золотозубо улыбался. В левой руке он держал документы исцеленной, а правой цепко ухватился за румяное яблоко и с хрустом смачно пользовал его. — Аппетит хороший, пищеварение качественное, стул нормальный. Даже месячные стабилизировались. Не женщина, а конфетка…

— Пошли, Анна Павловна. — Забрав паспорт, Снегирев повел Дубровину на выход и уже в дверях показал лекарю все свои тридцать два парцелановых: — Привет Гиппократу…

На улице хоть и стояло бабье лето, однако погода была отнюдь не летней. Моросил мелкий противный дождь, кошки убрались в подвалы, менты — в будки, и повсюду на трамвайных путях висели надписи: «Осторожно, листопад».

— Залезай, Анна Павловна. — Сняв «мышастую» с охраны, Снегирев помог Дубровиной усесться и всю дорогу до Бронницкой никакого внимания на пассажирку не обращал: едет себе рядом и пускай едет, думает о своем. Видно, о чем-то не очень радостном, вон опять слезы из глаз и нос всмятку…

На дворе у Кольчугина нынче яблоку было негде упасть.

Стояли в основном исчадия заводов СНГ — мертворожденные «жопорожцы», недоношенные дети ВАЗа, была даже одна «жертва аборта» из Горького, рахитичная, но горячо любимая отцами народа, и, запарковавшись в самом углу, у бомбоубежища, Снегирев кивнул пассажирке:

— Анна Павловна, ты посиди, я сейчас.

Кольчугина он нашел за компьютером — в сером костюме с черным галстуком в крапинку, как и полагается хозяйственнику среднего звена, и тот гостю обрадовался страшно.

— Ну, Алексеич, спасибо. — Кирилл поднялся из-за стола и, крепко пожав Снегиреву руку, прямо-таки расцвел. — Ирку вчера привезли, беременную насквозь, на восьмом месяце. Какой-то двухметровый ведмедь подкатил на «фольксвагене», выхлебал чаю полсамовара и, ничего толком не объяснив, отчалил, — кто, что, как в тумане. Сама Ирка говорит, что держали ее взаперти в какой-то больнице, где всех баб оплодотворяли в обязательном порядке искусственно. А у нее уже свой был, от Темы, скоро рожать должна. — Кольчугин глубоко вздохнул и, не в силах сдерживать радость, рассмеялся: — Не верится даже, жива, здорова, племянник скоро будет, просто мексиканский сериал с хеппи-эндом…