Дик Фрэнсис - Горячие деньги

Я немного поразмыслил.

— Как бы ты поступил, если бы понадобилось узнать, к примеру, где был нужный тебе человек в определенное время?

На удивление, Малкольм ответил не задумываясь:

— Я поручил бы это парню, которого нанимал, чтобы следить за Мойрой.

— Следить…

— Мой адвокат посоветовал. Он сказал, что это может пригодиться на случай, если Мойра погуливает на стороне, понимаешь?

— Естественно, — сухо согласился я. — Но, надеюсь, ничего такого за ней не водилось?

— Если бы! — Он в упор глянул на меня. — Что ты задумал?

— Да… неплохо было бы, чтоб этот парень разузнал, чем занимался каждый из семьи в прошлую пятницу и сегодня ночью.

— Каждый?! — воскликнул Малкольм. — На это уйдут недели!

— Зато ты будешь уверен…

Малкольм печально покачал головой.

— Ты забываешь о наемных убийцах…

— Обычному человеку не так-то легко найти наемного убийцу. Как, например, ты сам стал бы его искать, если бы захотел кого-нибудь убить? Дал бы объявление в «Таймс»?

Ему, похоже, не пришло в голову взглянуть на ситуацию с такой стороны. Но он все же согласился нанять снова того «парня, что следил за Мойрой», чтобы выяснить насчет семьи.

Мы обсудили, где лучше остановиться на ночь: собственно, мы просто выбирали гостиницу, потому что возвращаться домой ни один из нас не собирался. Я в последнее время жил в заурядной пригородной квартире в Эпсоме, неподалеку от конюшен, где работал. Малкольм жил в том самом доме, где прошло мое детство. Мойра, по-видимому, выжила его оттуда, но сразу после ее смерти Малкольм вернулся обратно. Этот большой дом в Беркшире пережил появление и уход всех пяти жен Малкольма, и каждый в семье считал его родным. Малкольм и сам здесь вырос, и я не мог даже представить, что означала бы для него потеря этого дома.

— Что у тебя произошло с Мойрой? — спросил я.

— Не твое собачье дело, — отрезал Малкольм. Десяток миль мы проехали, не проронив ни слова.

Потом он сменил гнев на милость, вздохнул и сказал:

— Она захотела прибрать к рукам украшения Куши, а я не позволил. Мойра снова и снова приставала ко мне с этим, трещала об этих бриллиантах без умолку! Ты не представляешь, как она мне надоела! А потом… ну… — он передернул плечами. — Она меня подловила.

— С другой женщиной? — Я совсем не удивился. Он кивнул, нимало не смущаясь. Он никогда не мог оставаться верным только одной женщине и не понимал, как можно было от него этого ожидать. Самые кошмарные склоки времен моего детства разгорались как раз из-за «измен» Малкольма. Пока его женой была Вивьен, а потом — Джойси, он содержал Алисию, которая успела родить ему двух детей. А потом еще одного, после того как Малкольм поддался на ее уговоры и женился на ней.

Мне хотелось бы верить, что Малкольм до конца хранил верность Куши, но, честно говоря, это кажется маловероятным. А Малкольма я спрашивать не собираюсь.

Малкольм вначале предложил остановиться в «Дорчестере», но я напомнил, что его там слишком хорошо знают, и уговорил поселиться в «Савое».

— Номер люкс, — обратился Малкольм к портье, когда мы прошли в холл гостиницы. — Две спальни, две душевых и гостиная. И пришлите туда бутылку «Боллинджера», немедленно.

Мне совсем не хотелось шампанского, но Малкольму нужно было выпить. Он заказал еще омлет и копченую семгу, две порции, в номер. И бутылку бренди «Хайн Антик», и коробку сигар — чтобы чувствовать себя как дома.

От нечего делать я подсчитал сегодняшние расходы Малкольма: литой серебряный кубок, чистокровный жеребенок за два миллиона гиней, страховка на него, счет в кембриджской гостинице, чаевые швейцару и таксисту, и водителю «Роллс-Ройса», шикарный номер люкс в «Савое» с обслуживанием… Интересно, сколько у него на самом деле денег? И неужели он в самом деле собирается пустить все состояние на ветер?

Мы поужинали и выпили по стаканчику бренди, все еще не вполне в согласии друг с другом. За три года отчужденности между нами пролегла пропасть, преодолеть которую оказалось не так просто, как я думал. Я очень отчетливо ощущал эту пропасть и, даже когда говорил отцу, что люблю его, подразумевал скорее того Малкольма, который остался в моей памяти и которого я действительно любил, чем этого человека, что сейчас сидел передо мной. И еще я понимал, что если останусь сейчас с ним, как обещал, то узнаю его снова и несколько с другой стороны. Собственно, мы оба сможем заново узнать друг друга.

— На днях поедем в Австралию, — сказал Малкольм, аккуратно стряхивая пепел с сигары.

— Да?

— Нам нужны визы. Где твой паспорт?

— В квартире. А твой?

— Дома.

— Значит, я их завтра заберу. Ты останешься здесь.

Сказав это, я немного помолчал и поинтересовался:

— У тебя в Австралии какие-то дела?

— Посмотрим золотые рудники, — ответил Малкольм. — И кенгуру.

После небольшой заминки я сказал:

— Мы не можем позволить себе просто прятаться. Мы должны отыскать того, кто пытался убить тебя, и прекратить эти нападения.

— Бегство меня вполне устраивает, — сказал Малкольм. — Что ты думаешь о недельке в Сингапуре по пути в Австралию?

— Как скажешь. Только… в пятницу я собирался участвовать в скачках в Сэндауне.

— Никогда не мог понять, почему тебе это так нравится. Все эти сырые, холодные дни под открытым небом. Все эти падения с лошади…

— Тебе так же будоражит кровь твое золото.

— Опасность? — Он приподнял бровь. — И это тихий, спокойный, воспитанный Ян? Жизнь скучна без риска, я угадал?

— В этом нет ничего сверхъестественного.

Я всегда участвовал в скачках как любитель, бесплатно. Что-то все время удерживало меня от того, чтобы полностью посвятить себя верховой езде, а иначе невозможно стать профессиональным жокеем. Скачки были моим любимым развлечением, но не целью всей жизни, поэтому я никогда не достигну высот мастерства, необходимых, чтобы состязаться с профессионалами. Мне просто нравилось участвовать в скачках, поддерживать дружеские отношения с жокеями. Я любил суету раздевалок и весовых, чистое небо над беговой дорожкой, самих лошадей. И, конечно, надо признать, — риск.

Малкольм сказал:

— Как ты уже успел убедиться, оставаться рядом со мной далеко не безопасно.

— Поэтому я и остался.

Малкольм изумленно уставился на меня, потом рассмеялся и сказал:

— Боже мой! Я думал, я тебя знаю. Похоже, что не очень.

Он допил свое бренди, потушил сигару и отправился спать. Утром поднялся раньше меня, и, когда я, в трусах и сорочке, в которых спал, выбрался в гостиную, Малкольм сидел на диване, завернувшись в купальный халат, и листал «Спортивную жизнь».

— Я заказал завтрак, — сообщил он. — И — обо мне пишут газеты. Как тебе это нравится?