Дик Фрэнсис - Горячие деньги

Через год все мы снова собрались в Квантуме на торжественную церемонию открытия. Дом был украшен флагами и гирляндами, пробки от шампанского шумно взлетали в воздух.

После долгих колебаний Малкольм все же решил восстановить дом. Без Квантума семья могла совсем развалиться, а он не хотел этого. Когда отец рассказал о том, что собирается сделать, все встретили это решение дружным одобрением, и Малкольм перестал сомневаться, что поступает правильно.

После получения чеков и ознакомления с текстом завещания всеобщая затаенная и открытая вражда резко пошла на убыль, и я неожиданно перестал быть всеобщим врагом номер один, кроме, пожалуй, одной Алисии — до сих пор и навсегда. Малкольм, убрав из завещания Сирену, заверил его по всей форме и передал на регистрацию в государственное учреждение.

Малкольм все еще считал, что балует и портит своих детей, дав им деньги, но не мог не признать, что от этого они стали счастливее. А в некоторых случаях даже гораздо счастливее — как Дональд и Хелен, у которых все неприятности были только из-за денег. Хелен выкупила свои драгоценности и перестала расписывать фарфор, Дональд выплатил долг банку и финансовой компании, и мог теперь управлять своим гольф-клубом с легким сердцем.

Через несколько недель после смерти Сирены Хелен пригласила меня в гости в Марбелхилл-хаус.

— Выпьем немного перед ужином, — предложила она. Я приехал к ним холодным декабрьским вечером и был приятно удивлен — Хелен поприветствовала меня поцелуем. Дональд стоял спиной к полыхающему в камине огню и выглядел в высшей степени напыщенным. Хелен сказала:

— Мы хотим поблагодарить тебя. И, я думаю… попросить прощения.

— Не стоит.

— Стоит, конечно же, стоит! Мы все это понимаем. И пусть не каждый это скажет, но все мы это знаем.

— Как Малкольм? — спросил Дональд.

— Прекрасно.

Дональд кивнул. Даже то, что мы с Малкольмом до сих пор оставались вместе, казалось, больше не заботило моего старшего брата. И когда мы сидели вокруг огня и потягивали напитки, Дональд пригласил меня остаться на ужин. Я остался, и, хотя мы никогда не заходили друг к другу в дом дольше чем на пять минут, в этот вечер мы наконец смогли просто посидеть и поговорить как братья.

Через несколько дней после этого я наведался к Люси. Они с Эдвином ничего не изменили в своем коттедже и не собирались никуда переезжать, к вящему неудовольствию Эдвина.

— Мы должны перебраться в какое-нибудь более удобное место. Я никогда не думал, что мы останемся здесь после того, как ты получишь наследство! — зудел он.

Люси с любовью поглядела на него и сказала:

— Если ты хочешь уехать, Эдвин, — пожалуйста! Теперь у тебя есть свои деньги.

Он смутился, открыл рот от неожиданности.

— Я не хочу уезжать от тебя.

И это было правдой.

Мне Люси сказала:

— Я хорошо пристроила свои деньги: основной капитал положила в банк и живу на проценты. Нам сейчас не о чем тревожиться, и, согласна, это приятно, но я сама ни чуточки не изменилась. Я не верю в роскошную жизнь. Это дурно для души. И я останусь здесь. — Она бросила в рот очередную горсть изюма, в ее глазах промелькнуло чертовски знакомое выражение нашего старика.

Томас больше у нее не гостил. Он, вопреки всем советам, вернулся к Беренайс.

Как-то темным холодным вечером я позвонил в дверь дома в Арденн-Гасиендас. Томас сам открыл дверь и озадаченно поднял брови, увидев на пороге меня.

— Беренайс нет дома, — сказал он, впуская меня в дом.

— А я к тебе. Как дела?

— Не так уж плохо, — ответил он, но выглядел по-прежнему несколько подавленным.

Он налил мне выпить. Теперь Томас знал, где стоят и джин, и тоник. Томас сказал, что они с Беренайс подали на развод, но он не уверен, что это так необходимо.

— Ты можешь сделать восстановительную операцию на семенных канатиках, — сказал я.

— Да, но я, собственно, не хочу этого. Представь, а вдруг у нас опять родится девочка? А если у Беренайс так и не будет сына, я снова ее потеряю. Я так ей и сказал.

Я испуганно на него посмотрел.

— И что она ответила?

— Ничего особенного. Знаешь, по-моему, она стала меня бояться.

Я подумал, что, пока с его головой все в порядке, это, наверное, совсем неплохо — пусть побаивается.

Потом я зашел к Жервезу и Урсуле. Перемена в Урсуле, которая впустила меня, в дом, была столь же потрясающей, как если бы, развернув неприглядный серый сверток, вы обнаружили там чудесный рождественский подарок. Исчезли старая блузка, юбка, пуловер и жемчуг. На ней были красные брюки в обтяжку, толстый белый свитер и замысловатая золотая цепочка. Она улыбнулась как заговорщица и провела меня в гостиную. Жервез, казалось, готов был встретить меня если и не с распростертыми объятиями, то, во всяком случае, вполне спокойно и дружелюбно.

Урсула объяснила:

— Я сказала Жервезу, что теперь, когда у меня есть деньги и я в любой момент могу уйти от него и забрать девочек, я остаюсь только потому, что хочу быть с ним, а не потому, что должна. Я останусь здесь до тех пор, пока он не будет мучить себя этой смехотворной ерундой насчет его рождения. Кого интересует, что в то время Малкольм не был женат на Алисии? Мне уж точно все равно. Да и всем остальным. Фердинанда это совсем не трогает. Фердинанд нам очень помог, он несколько раз приезжал сюда и дал Жервезу немало разумных советов.

Жервез, который в былые времена давно уже сбил бы ее с ног, слушал сейчас почти с признательностью. Кошмарное чудовище, которое загоняло его все глубже в чащу, похоже, теперь пропало, его победили добрые друзья.

Когда я наведался к Фердинанду, он был в чертовски хорошем расположении духа. Они с Дебс немедленно переехали из маленького, почти пустого коттеджа в точно такой же, но большой и с теннисным кортом, бассейном и гаражом на три машины. В богатстве кроется масса удовольствий, сказал он. Но одной из комнат в новом коттедже по-прежнему был его кабинет. Он не оставил работу.

— Знаешь, я хорошо подумал над твоими словами, — сказал Фердинанд. — Посмотрел со стороны, что Алисия со всеми нами сделала. И я больше не обращаю внимания на ее слова. Ей не удастся избавиться от Дебс и от Урсулы. Ты видел Урсулу? Потрясающе! Я сказал Жервезу, что его жена — настоящее сокровище, а наша мать только портит всем жизнь. Я говорил с ним и о том, что мы незаконнорожденные… ты ведь этого хотел? — Фердинанд хлопнул меня по плечу. — Останешься на ужин?

Я не поехал ни к Алисии, ни к Вивьен. Зато просидел несколько вечеров с Джойси.

— Дорогой, как там наш старик?

— Все время торчит в Квантуме со строителями.

— Присмотри за ним, как бы он не простудился. На улице такая холодина!

— Он делает, что хочет.