Джеймс Чейз - Ты найди, а я расправлюсь

Она засмеялась.

– Может быть, вы опасаетесь, что потом я заставлю вас на себе жениться? Я еще не собираюсь замуж, мне нужно пожить в свое удовольствие, насладиться полной свободой. Я даже не знаю, люблю ли я вас, Эд, но пожить с вами месяц – мне бы очень хотелось.

– Боже мой, Элен, нельзя же так!

Кончиками пальцев она погладила меня по щеке.

– Будь паинькой, оставь меня сейчас, хорошо? – Она слегка шлепнула меня и отодвинулась подальше. – Уходи. Я только что вернулась из Неаполя и безумно устала. Мы обо всем переговорили, ну, а поцелуи оставим на потом… Повторяю еще раз: ты совершенно ничем не рискуешь. Вопрос только в одном: хочешь ли ты провести со мной этот месяц? Решай сам. Мы не увидимся до 29-го. Я буду встречать поезд из Неаполя, который приходит в Сорренто в 15.30. Если тебя не будет в том поезде… все будет ясно.

Она вышла в холл и приоткрыла входную дверь. Я шел следом.

– Элен, прошу вас, подождите…

– Эд, пожалуйста, не надо лишних слов. Все очень просто – либо ты будешь в поезде, либо нет. Вот и все. Спокойной ночи, дорогой. – Ее губы коснулись моего лица.

Выходя на лестничную площадку, я уже точно знал, что поеду в Сорренто.

До отъезда в Сорренто оставалось пять дней. Мне надо было многое сделать, но я с трудом заставлял себя браться за работу.

Я чувствовал себя мальчишкой, ожидающим первого в жизни свидания. И это меня бесило. Я ведь считал себя достаточно искушенным, чтобы не поддаться на уловки Элен. А в действительности сходил с ума при мысли, что мне предстоит провести месяц с такой обольстительной женщиной. С такой потрясающей женщиной! Но бывали моменты, когда я говорил себе, что это чистейшее безумие, однако тут же утешал себя заверениями Элен, что она все продумала. Раз она говорит, что я ничем не рискую, значит, так оно и есть. И потом я добавлял уже чисто мужские доводы: что только глупец может упустить такую возможность.

За два дня до моего отъезда приехал Джек Максвелл, который должен был заменить меня во время моего отсутствия. Я работал с ним вместе в Нью-Йорке в 1949 году. Он был хорошим репортером, но за пределами своей специальности не слишком сведущим. Я его недолюбливал. Он был слишком красив, слишком элегантен, слишком предупредителен и слишком хорошо информирован о закулисной стороне жизни.

Думается, я ему нравился не больше, чем он мне. Но это не помешало нам радостно встретиться. После нескольких часов, проведенных в конторе, где я вводил его в курс дела, я предложил вместе пообедать.

– Разумеется! Отлично! Посмотрим, чем удивит меня этот античный город. Только все самое лучшее, Эд!

Я повел его к Альфреду, в один из самых шикарных ресторанов Рима, где предложил его вниманию «порчетто» – фаршированного ливером и травами молочного поросенка, зажаренного на вертеле.

После того, как жаркое было прикончено и к концу подходила третья бутылка вина, Максвелл разоткровенничался.

– Тебе везет, Эд, – сказал он, беря предложенную мной сигарету. – Возможно, тебе это неизвестно, но ты ходишь в любимчиках у патрона. Хаммерсток находит твои материалы замечательными. Я скажу тебе кое-что по секрету, только молчок… Сейчас стоит вопрос о том, чтобы подыскать тебе здесь замену, а тебе поручить руководство отделом внешней политики.

– Ну, уж этому-то я не поверю! Ты смеешься надо мной?

– Честное слово! Разве можно шутить такими словами.

Я пытался скрыть свою радость, но не думаю, что мне это удалось. Подумать только – руководить отделом внешней политики в солидной нью-йоркской газете! Это было пределом моих мечтаний, не говоря уже о том, что мое жалованье увеличится чуть ли не в три раза, да и престиж возрастет до небес. Это был один из ответственнейших отделов в «Уэстерн Телеграмм».

– Через несколько дней это будет официально известно здесь. Старик дал согласие. Тебе чертовски везет!

Я с ним согласился.

– Тебе не жалко будет расстаться с Римом?

– Как-нибудь переживу, – ответил я, широко улыбаясь. – Такая работа стоит огорчений.

Максвелл пожал плечами.

– Лично меня такая перспектива не прельстила бы. Очень тяжело работать вблизи от старика. У меня нервы не выдерживают. – Он уселся поглубже в кресло. – Знаешь, поросенок и вправду был хорош. Уверен, мне понравится в Риме. Говорят, что на свете нет равного ему города.

Он взял сигарету, закурил и пустил мне в глаза струю дыма.

– Кстати, как поживает Элен?

Вопрос застал меня врасплох.

– Кто?

– Элен Чалмерс. Как я понял, ты при ней вроде опекуна или няни. Не так ли?

«Осторожнее, – сказал я себе, – опасный поворот».

У Максвелла был нюх на скандальные истории. Если у него появится хоть малейшее подозрение, что между мной и Элен что-то есть, он тут же попытается выяснить все подробности.

– Я был ее нянькой один или два дня, – ответил я самым равнодушным тоном. – А потом я ее практически не видел… Старик поручил мне встретить ее в аэропорту и проводить в отель. Кажется, она занимается в университете…

Он резко поднял брови.

– Она – что?

– Учится в университете, на курсе архитектуры.

– Элен??? – Он вытянул шею, недоверчиво глядя на меня, потом неудержимо расхохотался. – Ну, это самая потрясная шутка, которую я когда-нибудь слышал. Элен слушает курс архитектуры!

Он откинулся на спинку кресла и заржал так громко, что на нас стали оглядываться. Я видел, что он не придуривается, а искренне веселится. Но мне было не до веселья. Я медленно закипал и готов уже был отбросить кресло, вскочить на ноги и врезать ему по роже.

Он поймал мой взгляд, видимо, понял, что что-то не так, и попытался взять себя в руки.

– Извини, Эд, но если бы ты знал Элен, как знаю ее я… – И он снова расхохотался.

– Объясни же мне, что в этом ты находишь смешного? – поинтересовался я сухим тоном.

– Да просто не верится, что она сумела так тебя одурачить. Наверное, ты один из всех сотрудников «Уэстерн Телеграмм», кто не знает, что это за штучка.

– Прости, но я тебя не понимаю…

– Значит, ты и вправду мало ее видел. А я думал, что ты должен ей понравиться. Она питает слабость к высоким, сильным и энергичным мужчинам… Только не говори мне, что она явилась в Рим на низких каблуках, в роговых очках и сеточкой на волосах…

– Именно так… Но я все равно не врубаюсь. Просвети же меня, Джек.

– Вижу, что тебе меньше повезло, чем я предполагал, или больше… это смотря как видеть. У нас в конторе уже все парни ее знают. Она же знаменита своей распущенностью. Когда стало известно, что она отправляется в Рим, и что старик поручил ее твоим заботам, мы все решили, что твоя песенка спета. Она бросается на всех, на ком надеты брюки. И ты хочешь меня уверить, что она не пыталась тебя соблазнить?