Джеймс Чейз - Дело о наезде

Они окинули Уэлливера колючим взглядом. Потом посмотрели на меня.

Никогда не забуду выражения, которое появилось на их лицах. Примерно так могли быть ошарашены масоны, если бы в разгар одного из их самых мистических ритуалов на голову им вдруг свалился балаганный шут.

Уэлливер быстрым шагом направился к двойным дверям в противоположной стене маленького холла, я зашагал рядом. На лице я постарался изобразить беззаботность воскресного гуляки.

Вышибалы были настолько ошарашены такой наглостью, что мы почти дошли до двойных дверей. Почти, но не совсем.

Голосом, которым вполне можно было скрутить ржавую гайку с пароходного винта, один из них пророкотал:

– Эй! Эй вы! Куда это вы собрались?

Звук этого голоса рубанул нас по затылкам и пригвоздил к месту.

Нахмурив брови, Уэлливер обернулся. Окрик его слегка отрезвил, но все-таки он был членом клуба и имел право на более вежливое обращение.

– Это вы мне? – Он постарался зарядить свой голос хорошей порцией грома, но это не помогло: рядом с вышибалой он выглядел безвреднее котенка.

– Нет, ему! – Тот, что был покрупнее, шагнул ко мне. Казалось, на меня надвигается бульдозер. – Куда это вы собрались?

– Это мой друг, – вмешался Уэлливер, демонстрируя максимум собственного достоинства, на которое был в данный момент способен. – Он со мной. У вас есть возражения?

– Мистер Клод в курсе? – спросил вышибала.

– Разумеется, – гордо ответил Уэлливер и, взяв меня под руку, подтолкнул к двойным дверям, не обращая внимания на подозрительные взгляды вышибал.

Мы вошли в большую комнату, заполненную мужчинами и женщинами, мягким светом, табачным дымом и гулом возбужденных голосов.

В середине комнаты стоял стол с рулеткой. Вокруг него сгрудились люди, в которых я без труда узнал верхушку общественной лестницы Палм-Сити. Я вспомнил слова Уэлливера о высоких ставках. Что ж, это было сказано не для красного словца – достаточно было взглянуть на горки разложенных по столу фишек. Наверное, за один этот поворот рулетки разыгрывалось тысяч сорок или пятьдесят.

– Подождем пока, – прогудел себе под нос Уэлливер, окинув стол взглядом профессионала. – С этими сумасшедшими лучше не связываться.

Всеобщее внимание было приковано к пожилому толстяку, перед которым стояла огромная горка фишек. Я протиснулся поближе и увидел, как он передвигает внушительный рядок фишек на черную пятерку.

Кое-кто из играющих, чьи ставки были гораздо меньше, последовали его примеру. Потом колесо рулетки завертелось, и вылетел шарик. После недолгого раздумья он остановился на черной пятерке.

Вокруг стола прошелестел мягкий вздох. Крупье, темнолицый мексиканец с лицом мумии, сгреб лопаточкой фишки проигравших, и горка перед толстяком стала еще больше.

Я оказался за блондинкой, атмосфера вокруг которой была заражена «Шанелыо № 5», и прижался к спине ее кресла. Весь стол был передо мной как на ладони. Сильные лампы над столом высвечивали столбики фишек перед теми, кто играл по-крупному. Лучший ракурс для фотографирования не найти.

Бакли сказал, что нужно стать лицом к столу и нажать в кармане спусковую кнопку, больше ничего. Объектив срабатывал так быстро, а пленка была настолько чувствительной, что никакой промашки быть не могло.

Уэлливер стал рыскать в поисках места и оставил меня одного. Встав поудобнее, я сунул руку в карман и нащупал там кнопку. Я затаил дыхание – Бакли говорил и об этом – и мягко нажал ее. До слуха моего донесся еле слышный щелчок, и я понял, что снимок сделан.

И тут…

Я так до сих пор и не знаю, что меня выдало: то ли меня засекли следившие за игрой и порядком ставок здоровенные детины, то ли всему виной было мое застывшее от напряжения лицо. А может быть, крупье заметил, как в петлице у меня что-то блеснуло. Да какая теперь разница? Короче говоря, вокруг меня сомкнулись два очень неуютных жестких тела. Чьи-то руки, словно стальные наручники, впились в мои кисти.

С сердцем, отплясывавшим рок-н-ролл, я посмотрел сначала направо, потом налево.

По бокам стояли два здоровенных детины. Это были не просто вышибалы, нет. Это были профессионалы. Их можно было принять за близнецов – оба тонколицые, от обоих так и веет холодным, бесстрастным профессионализмом. Кое-какая разница все же была: один чуть выше другого, у одного светлые волосы, у другого – темные. Но не больше. Во всем остальном это были близнецы: у каждого – вытянутое лицо, настоящее кувшинное рыло: равнодушный взгляд, ни признака мысли на лице, безгубый рот и квадратная челюсть.

– Спокойно, приятель, – негромко произнес светловолосый. – Без шума. С тобой хочет поговорить босс.

Они незаметно извлекли меня из толпы, и это тоже было сделано профессионально. Руки мои были зажаты мертвой хваткой. В принципе я мог кричать и брыкаться, но это как-то не пришло мне в голову.

Уэлливер как раз нашел себе место за столом и обернулся ко мне. На лице его отразилось удивление, но терять только что захваченное место он не собирался, поэтому лишь пьяно улыбнулся и проверещал что-то типа «Встретимся позже».

Двое выводили меня из толпы, а в душе моей нарастало неприятное ощущение: мне здорово повезет, если я еще кого-нибудь увижу на этом свете.

Светловолосый сказал:

– Дальше иди сам, приятель. Только без фокусов, иначе будет больно.

С этими словами «наручники» на моих кистях разжались, однако детины, словно две обученные овчарки, продолжали плотно конвоировать меня, подталкивая вперед плечами.

Никто в переполненной комнате не обратил на нас внимания.

Я, наверное, смог бы раз-другой взмахнуть кулаками и закричать «Караул!», но чего бы я добился? Мне бы как следует врезали по затылку, а потом один из этих типов объяснил бы публике, что я нализался сверх нормы и меня надо вывести.

Поэтому я не стал искушать судьбу и пошел вперед. Они провели меня через дверь так, словно я был миллионер-инвалид, которому осталось жить четыре дня и который еще не оплатил счет своему доктору.

Мы прошли к двери на другом конце короткого коридорчика. Светловолосый постучал.

Мы услышали «Войдите», и светловолосый открыл дверь.

Темноволосый ткнул меня локтем в бок, и я вошел в комнату. Что за комната – то ли кабинет, то ли гостиная? Большое окно с густо-малиновыми занавесками, у окна – стол. У стола – директорское кресло, а справа в углу – стальной картотечный шкаф. Это от кабинета. Остальную часть комнаты занимали кресла для отдыха, радиоприемник с мощной акустикой, небольшой бар и диван, покрытый испанской шалью.

За столом в директорском кресле сидел полнотелый крупный мужчина в смокинге. Волосы – смесь рыжины и седины. На мясистом лице застыло ничего не значащее выражение. Маленькие серые глазки смотрели прямо перед собой.