Джей Брэндон - Волк среди овец

Когда я понял, что Остин забрал Томми, я побледнел. Окажись Остин поблизости, я не задумываясь задушил бы его. Но ярость проходит. У меня было время, чтобы подумать. Я винил прежде всего самого себя, потому что бросил Томми, как только в нем отпала необходимость. Я позволил Остину добраться до него. Я вспомнил нерешительный взгляд Томми, когда он в зале суда в чем-то сомневался. Я велел ему положиться на меня, и мальчик мне поверил. Я преуспел на ниве лжедружбы. За последние месяцы я завоевал доверие Томми, но и предал его.

Мы, отец Томми, Остин и я, дали мальчику ориентиры. Я вспомнил, как быстро Томми усвоил мои наставления. Я изменил его жизнь так же легко, как научил держать в руках биту. Но теперь восприимчивый Томми поймет, зачем я искал его дружбу. Я использовал его. Я бросил Томми, словно ненужную вещь. Остин поступил так же. Теперь он, если жив, понял, что в мире не на кого рассчитывать, что люди общаются друг с другом из соображений выгоды.

Справившись с яростью, я получил возможность хладнокровно рассуждать. Я вступаю с Остином в борьбу за Томми и если я опоздал, то буду мстить, как настоящий отец.

Тупик, в который упиралась маленькая улочка, был блокирован городской общественной службой. Они на славу постарались. Полицейские машины, "скорая помощь", пожарные и подъехавшая одновременно со мной программа "Новости очевидца" сгрудились за углом. Это было похоже даже не на цирк, а на только что закончившийся карнавал под открытым небом. Кругом было темно.

Ко мне подскочил лейтенант Поль Романо, он в мою бытность помощником окружного прокурора служил патрульным и проходил свидетелем по одному делу. Он подвел меня к углу, откуда был виден дом, где я встречался с Остином два месяца назад. Над входной дверью горел фонарь, таким я всегда представлял бабушкин кров, которая с нетерпением ждет в гости долгожданных внучат.

- Мы поставили людей за домом, - на ходу проинформировал меня лейтенант Романо, - заблокировали тупик и эту часть улицы, привезли снайпера. Ему никуда не деться. Но прежде, чем приступить к штурму, мы должны знать, что творится внутри. Кто там находится? В тех двух машинах перед домом и гараже можно спрятать человек двадцать. Мы не знаем, где мальчик. Мы собираемся послать парламентера...

- Он никого не впустит, кроме меня.

Было очевидно, что Элиот говорил со мной с разрешения Остина. Тот хотел, чтобы я знал, где он находится.

Лейтенант Романо задумался, потер бровь большим пальцем. Он ждал от меня этих слов, сам не решаясь их произнести. Он не хотел подталкивать к этому рискованному шагу.

- Я бы не советовал, - нерешительно сказал он. - Обмен одного заложника на другого никогда не срабатывает. Он прикончит вас обоих.

- Я должен попасть внутрь.

Романо кивнул. Он не стал противоречить.

- Мы прикрепим к вам передатчик, - сказал он, - Если вы доберетесь до двери и заговорите с ним, может, он скажет, кого спрятал в доме. А мы тем временем подберемся поближе. Вдоль улицы расставлены снайперы. Стоит ему появиться на пороге с оружием...

Я кивал головой в знак одобрения, но чувствовал себя паршиво, как последний предатель. Одно дело - самому расправиться с Остином, а другое служить приманкой и выманить его на прицельный огонь снайпера.

- Давайте подготовимся. - Лейтенант протянул мне передатчик.

Десять минут спустя я мог отправляться. Меня заверили, что передатчик не заметен под рубашкой, но я чувствовал его. Липучки, которые крепили его, вызывали зуд. Меня предупредили, чтобы я не чесался, из-за чего желание стало невыносимым.

Я отошел в сторону и набрал номер, который мне сообщили. Четыре долгих гудка, пять. Я грешил на неверный номер, а возможно, Остин не хотел отвечать. Несмотря на злость, я почувствовал некоторое облегчение, теперь полиции придется обойтись без меня.

В трубке зазвучал знакомый голос, спокойный, ироничный.

- Привет, Марк.

- Привет, Остин. Я здесь, снаружи.

- Со своими друзьями, - ответил он.

- Это не имеет значения. Ты же хотел поговорить со мной, не так ли?

Он помолчал.

- Да. Входи, Марк. Э... - Он запнулся, как будто хотел попросить меня захватить лед, но испытывал неловкость от назойливости. - Только разденься, пожалуйста.

- Что?

В трубке забулькал смех.

- Оставь оружие и передатчик. Раздевайся!

- Иди к черту! Остин, если у тебя на уме поиздеваться и укокошить меня, то я не доставлю тебя два удовольствия зараз.

Я был удивлен, что спорил с ним. Передатчик уже не поможет. Остин обыщет меня, как только я попаду внутрь. Но я был окружным прокурором, а он преступником. Я не должен дать ему выставить меня на посмешище. Стоит ему взять верх, как все пропало.

Мы согласились на компромисс. Положив трубку, я подошел к лейтенанту Романо.

- Я попытаюсь уладить дело мирным путем, - сказал я ему. - Может, выцарапаю мальчишку. Но если услышите выстрел, стреляет он, Остин, и мне ничем не помочь. Сразу же начинайте операцию. Стреляйте в любого, кто будет в комнате выше пяти футов.

Я был свободен в своих решениях, так как был народным избранником, а лейтенант подчинялся всем сразу: капитану, начальнику отдела, шефу полиции. Он не мог помешать мне, но и указать, что мне делать. Он был готов на любую помощь.

- Хорошо, - ответил он.

Через несколько минут я стоял перед домом в одних брюках, держа в вытянутой руке рубашку. Моя грудь была обнажена. Следов от передатчика заметно не было. Зажегся карманный фонарь. Я знал, что меня снимают на пленку. Свет фонаря показывал Остину, что я не вооружен. Никто не удосужился выключить его. Уже не было смысла притворяться, что я пришел один.

Я повернулся к окну спиной. Затем, одолев три скрипучие ступеньки, я поднялся на деревянное крыльцо. Я не стучал. Остин крикнул голосом радушного хозяина:

- Открыто.

Я вошел. После хорошо освещенного крыльца мне понадобилось время, чтобы освоиться в темной гостиной. Мне было холодно. Я ожидал выстрела или удара.

Я вздрогнул, когда ощутил прикосновение.

- Расслабься, - сказал Остин. - Мне нужно обыскать тебя. Вот почему я просил снять брюки.

Он быстро, но основательно обыскал меня. Мои глаза привыкли к темноте. Я" увидел Элиота Куинна. Он сидел в старом кресле прямо передо мной, около торшера, отделанного бахромой. Слава Богу! Он поприветствовал меня кивком. Я успел в мыслях похоронить его.

Элиот был в пиджаке и при галстуке, но без шляпы. Я обратил внимание на его трогательную лысину. За его спиной было огромное окно. Я подумал, что его усадили в это кресло не случайно. Первый выстрел поразит именно Элиота.

Но Элиот не выглядел как заложник, а скорее как сообщник или пособник. Он с грустью посмотрел на меня.

Я повернулся к Остину. Он держал перед собой пистолет, отошел в сторону. Остин так и не переоделся. Он смотрел на меня со своей обычной двусмысленной улыбкой, как будто прикидывал, где он допустил промах: Его глаза излучали холод. Я надел рубашку. Рука Остина дрогнула, как будто он собирался меня из-за этого убить.