Мишель Брис - Маньяк

Он бросился к телефону. Когда он клал трубку на рычаг, его буквально трясло. Нет, в комиссариате никто не видел Бориса. Он попытался собраться с мыслями. Итак, вчера вечером Борис отправился погулять. С девушкой. С какой? Бришо, как всегда, этого не знал. Все, что ему было известно, так это то, что Борис собирался присмотреться к ночной жизни Ла-Боли. Где? В бюллетене с перечнем разного рода увеселительных заведений значилось около двадцати ночных ресторанов... Да, что-то здесь было не так. Борис давно бы уже позвонил.

Телефон зазвонил. Бришо с такой скоростью метнулся к нему, что подвернул большой палец на ноге, зацепившись за ковер.

- Да-а! - крикнул он в трубку.

- О! Извините! - послышался мужской голос на другом конце провода. И там повесили трубку.

Бришо вновь снял трубку.

- Скорее! - задыхаясь, крикнул он. - Соедините меня с комиссариатом полиции.

- С чем, с чем?

- С центральным комиссариатом, и поживее!

Он сразу же узнал бретонский говор Ивана Ле Коата. Тот звонил ему сам, опередив телефонистку, не успевшую набрать его номер.

- Приезжайте скорее. Ваш коллега у нас. Ничего страшного, успокойтесь! Но он страшно набрался и разбил мою машину.

***

Aыло видно, что Иван Ле Коат нисколько не верил тому, что рассказывает Борис Корантэн. Для него все было ясно. Этот парень из Отдела по борьбе с наркотиками просто-напросто загулял. Выпил лишнего - и вот оно, дорожное происшествие. Его обнаружил патруль дорожной жандармерии. Машина стояла недалеко от вокзала Эскублак в запрещенном месте. Весь левый бок ее был помят. Корантэн спал, уткнувшись в баранку, с выражением блаженства на лице. Классический образ пьяницы.

Поблагодарив Ле Коата, Корантэн обернулся к Бришо.

- Отвези меня, пожалуйста, в гостиницу. Я себя не очень хорошо чувствую.

Бришо ухватил друга под руку и потащил на улицу, где его ждало такси.

- Клянусь тебе, Меме, - пробормотал Корантэн, падая на сиденье, - со мной приключились странные вещи.

Бришо заботливо усадил его поудобнее.

- Ты мне все расскажешь потом, когда немножко оклемаешься.

***

Aженни поставила поднос на стол, краешком глаза рассматривая Корантэна.

- Похоже, с вами не все в порядке! - воскликнула она. - Вот, выпейте! Это очень крепкий кофе.

Корантэн протянул руку, и Бришо бросился ему на помощь.

- Дай я тебе помогу, не то ты опрокинешь чашку.

Он повернулся к стоявшей у кровати Корантэна Дженни.

- Будь добра, вызови врача.

***

Nтарый врач, всю жизнь протрубивший на флоте и заделавшийся на старости лет терапевтом, чтобы заработать на маслице к своей булке, уложил стетоскоп в сумку ловкими, годами отработанными движениями.

- Все будет в порядке. Ему просто нужно хорошенько выспаться.

Он повернулся к Бришо.

- Ваш друг не пил. Ему ввели наркотик.

Корантэн с трудом оторвал голову от подушки.

- Вот видишь, Меме, я не соврал, - он поморщился. - Да, похоже, мне надо отоспаться.

После ухода врача Бришо принялся обхаживать Бориса, словно заботливая нянька. Дженни с удовольствием помогала ему.

- Меме, - позвал Корантэн, - взгляни-ка на мой бумажник.

Бришо побледнел.

- Деньги, которые мы получили по розовым купонам, были у тебя? Это же четыре тысячи франков!

Он бросился за бумажником. В нем не было больше ни одной десятифранковой банкноты.

- А мой полицейский жетон? А удостоверение? - простонал Корантэн. - Обыщи меня.

Бришо отрицательно покачал головой.

- Ни фига нет, - произнес он со средиземноморским акцентом.

Корантэн вздохнул.

- Хорошо еще, что у меня не было при себе ни револьвера, ни наручников.

- Тебя и так облапошили, как последнего фраера, - угрюмо протянул Бришо. Подумать только, что скажет Баба.

Корантэн вяло отмахнулся.

- Будет видно. Я ему скоро позвоню, - он приподнялся. - Сходи-ка ты лучше к Довилье, чтобы немного развеяться.

Бришо побледнел.

- Спасибо за заботу.

Корантэн поудобнее устроился на подушке.

- Ничего не попишешь.

С меня хватит и ночных похождений, - он потер виски. - Знать бы еще, что это были за похождения.

Дженни на цыпочках вышла из комнаты: Борис Корантэн заснул.

Глава девятая

На авеню Трамбль, недалеко от теннисных кортов и тира для стендовой стрельбы., бросалась в глаза богатая вилла семейства Довилье.

Огромный дом в английском стиле, окруженный земельным участком площадью ну никак не меньше трех тысяч квадратных метров, с лужайками и кустами камелий, рододендронов и гортензий. Отпуск, проведенный на такой вилле, можно сравнить лишь с пребыванием в раю.

По лицам метра Довилье, нотариуса из Нанта, и его супруги легко было догадаться, что они в последние дни совсем не спали от горя.

Эме Бришо чувствовал себя отвратительно. Он понимал, что мешает этим людям, которые тем не менее держались крайне учтиво, и от этого у него на душе было еще хуже. Он предпочел бы, чтобы его просто-напросто выставили за дверь. Но, увы, этого не принято делать по отношению к полицейским.

Он заерзал в честерфильдском кресле, обитом рыжеватой кожей. Кресло это было просто чудом, при других обстоятельствах Бришо с удовольствием погладил бы его рукой.

Сидевшие перед ним родители погибшей говорили по очереди. Время от времени мадам Довилье принималась потихоньку плакать. Вероника была у них поздним и, конечно, долгожданным ребенком. Когда она родилась, метру Довилье было уже сорок пять, а его жене сорок лет. Она была их единственной дочерью. Прекрасный ребенок, послушная девочка, отличница в школе. С ней никогда не было никаких проблем. Ну разве что Веронике иногда бывало скучно с пожилыми родителями. Поэтому нынешним летом они разрешили ей проводить время с группой сверстников на пляже. Это все больше мальчики и девочки из хороших семей. Они все вместе ходили под парусом на яхтах типа "470" клуба "Пингвины". В этом месяце она дважды отправлялась потанцевать: один раз в воскресенье вечером к Борегардам это семья судовладельцев из Сен-Назера, ну а затем, 14 июля, - к дочери одного парижанина. Приезжие - очень пристойные люди, настаивали родители Вероники, и поэтому они разрешили дочери задержаться до полуночи. Метр Довилье сам должен был отправиться за ней на машине в назначенное время. Но когда он приехал к ее приятелям, Вероники там не было. Она не приходила. На это никто не обратил внимания, ведь там было столько гостей. Парижане пышно отмечали восемнадцатилетие их старшей дочери. Даже устроили небольшой фейерверк.

Эме Бришо терпеливо выслушал все, что ему рассказали. Он очень им сочувствовал, ведь вся жизнь этой супружеской пары была поломана.

Раз двадцать инспектор порывался задать один и тот же вопрос, но он все время застревал у него в горле. В конце концов вопрос этот вырвался, да так прямолинейно, что Эме тут же об этом пожалел.