Дик Фрэнсис - Ради острых ощущений

Во двор конюшни заворачивал красный спортивный автомобиль. Он остановился бок о бок с «ягуаром», дверца открылась, и из нее появилась девушка. С такого большого расстояния трудно было различить черты ее лица, но я ни с чем не мог перепутать много раз виденную красную машину и серебристо-светлые волосы ее владелицы. Девушка захлопнула дверцу машины и неуверенно направилась к конторе, скрывшись из виду.

Я громко выругался. Кто мог предположить, что из всех непредвиденных, опасных, проклятых случайностей произойдет именно эта! Я ведь ничего не сказал Элинор, она по-прежнему была уверена, что я простой конюх. Я взял у нее свисток. Она дочь Октобера. У нее нет причин скрывать от Эдамса два последних обстоятельства, и он вполне может счесть, что она представляет для него опасность. Скорее всего с ней ничего не случится. Она в полной безопасности, если только Эдамс поверит, что она не знает, зачем мне понадобился свисток.

А если не поверит? От Эдамса не стоит ожидать разумного поведения. У него искаженное восприятие действительности, он ненормальный. Если он, не задумываясь, убил слишком любопытного журналиста, почему бы ему не совершить еще одного убийства, если в его голову взбредет, что это необходимо?

Я решил, что подожду три минуты. Если она спросит обо мне, узнает, что я уволился, и уедет, все будет в порядке. Только бы она вышла из конторы, села в машину и немедленно уехала! Я очень сомневался, что в случае чего смогу спасти ее – вряд ли мне удастся справиться в одиночку с Эдамсом, Хамбером, Уилсоном и Кассом. И мне не слишком хотелось проверять свои сомнения. Но три минуты прошли, а красная машина по-прежнему пустая стояла во дворе.

Значит, она разговаривает с ними и понятия не имеет, что своими словами роет себе могилу! А ведь я хотел рассказать ей, чем я занимаюсь у Хамбера, и тогда она вообще не приехала бы сюда! Во всем виноват я, и я должен сделать все возможное, чтобы ни один волос не упал с ее головы.

Я засунул бинокль в сумку и оставил ее вместе с одеялом валяться на земле. Потом, застегнув куртку и надев шлем, снова сел на мотоцикл, спустился вниз, обогнул холм и влетел во двор конюшни. Бросив мотоцикл у ворот, я пересек двор, пройдя мимо гаража для фургона – ворота были закрыты, Джада Уилсона нигде видно не было. Наверное, он уже дома – во всяком случае, мне хотелось на это надеяться. Подойдя к конторе, я увидел, что из четвертого с краю стойла в противоположном конце двора выглядывает Касс. Стало быть, Кандерстег на месте.

«Ягуар» Эдамса и красный автомобиль Элинор стояли рядышком посреди двора. Конюхи пробегали туда-сюда, торопясь закончить вечернюю работу, все казалось обычным и мирным. Я отворил дверь конторы и вошел.

Напрасно я беспокоился – похоже, у меня слишком буйная фантазия. Элинор была в полной безопасности, дружески беседовала с Эдамсом и Хамбером, держа в руке наполовину пустой стакан с чем-то красным и безмятежно улыбаясь. У Хамбера было встревоженное лицо, но Эдамс весело смеялся с самым благодушным видом. Эта картина успела ярко запечатлеться в моем мозгу, прежде чем все трое повернулись в мою сторону.

– Дэниел! – воскликнула Элинор. – А мистер Эдамс сказал мне, что вы уволились и уехали.

– Так оно и есть. Я просто забыл здесь кое-что и вернулся, чтобы забрать.

– Леди Элинор Тэррен, – многозначительно произнес Эдамс, зайдя мне за спину, закрыв дверь и прислонившись к ней, – интересуется, закончил ли ты эксперимент, для которого она одолжила тебе свой свисток.

Пожалуй, все-таки хорошо, что я вернулся.

– Но я не совсем так сказала, – запротестовала она. – Я хотела забрать свисток, если Дэну он не нужен. Дело в том, что я ехала мимо и подумала…

Я повернулся к Эдамсу.

– Леди Элинор Тэррен, – сообщил я с не меньшей многозначительностью, – не знает, зачем я одолжил у нее свисток. Я ей этого не сказал.

Его глаза сузились, а затем удивленно раскрылись. Челюсть выпятилась. Он пытался осознать новый, непривычный для него тон и взгляд – ведь раньше я вел себя совершенно иначе. Потом он перевел глаза на Элинор.

– Оставьте ее в покое, – повторил я, – ей ничего неизвестно.

– Да о чем это вы? – с улыбкой спросила Элинор. – И что это за таинственный эксперимент?

– Так, ерунда, – ответил я. – Здесь… здесь есть глухой конюх, и мне было интересно проверить, слышит ли он звук высокой частоты.

– А-а… Ну и что, слышит? Я покачал головой.

– Боюсь, что нет.

– Какая жалость, – она поднесла к губам стакан, звякнув льдинкой. – Если он вам больше не нужен, я могу его забрать?

– Разумеется.

Я вынул свисток из потайного пояса и отдал ей. На лице Хамбера появилось изумление, а на лице Эдамса бешенство, когда до них дошло, что они не подумали о таком очевидном тайнике.

– Спасибо, – сказала она, опустив свисток в карман. – А какие у вас теперь планы? Снова будете работать конюхом? Вы знаете, – обратилась она к Хамберу, – я удивлена, что вы его отпустили. Он ездил верхом лучше всех в папиной конюшне. Вам просто повезло, что он у вас работал.

У Хамбера я изо всех сил старался ездить плохо. Он медленно начал:

– Не так уж он и хорош… Но тут встрял Эдамс:

– Я думаю, мы недооценили Роука, Хедли. Уверяю вас, леди Элинор, что мистер Хамбер снова возьмет его по вашей рекомендации и никогда больше не отпустит.

– Вот и отлично, – обрадовалась она.

Эдамс пристально смотрел на меня, пытаясь определить, оценил ли я его маленькую шутку. Лично мне она смешной не показалась.

– Сними шлем, – сказал он мне. – Ты находишься в помещении, к тому же в присутствии дамы. Снимай.

– Пожалуй, лучше я останусь в нем, – спокойно отозвался я. Мне бы сейчас и доспехи не повредили. Эдамс не привык к

тому, что я способен возражать, и его рот с лязгом захлопнулся. Хамбер с недоумением сказал:

– Я не совсем понимаю, почему вы так беспокоитесь о Роуке, леди Элинор. Мне казалось, ваш отец избавился от него, потому что он… э-э… обидел вас.

– О нет, – рассмеялась она. – Это была моя сестра. К тому же, видите ли, это все неправда.

Она сделала последний глоток и с наилучшими намерениями закопала меня окончательно.

– Папа взял с меня слово никому не рассказывать, что на Дэна наговорили, но раз вы его хозяин, вам следует знать – он вовсе не так плох, как хочет казаться.

Наступила короткая, оглушительная тишина. Потом я с усмешкой проговорил:

– Это самая лучшая рекомендация, какую мне когда-либо давали… Вы очень добры.

– О Боже, – со смехом ответила она, – вы же понимаете, что я хотела сказать… И еще мне кажется, вам стоило бы быть потверже – ну, постоять за себя, что ли.

– Это не всегда разумно, – заметил я, покосившись на Эдамса. Он, похоже, тоже не мог по достоинству оценить мой юмор.