Юлия Шилова - Разведена и очень опасна

Я слишком много думала, но все мои мысли были совершенно не связаны между собой. Я не могла сделать хоть какой-нибудь разумный вывод.

Когда веселье было в самом разгаре, дровосек снял со стены гитару и прокричал:

— Ну что, кореша, затянем нашу тюремную!

— Затянем!!! — поддержали его все остальные. Дровосек принялся перебирать струны, а самый старый из гостей почему-то внимательно оглядел комнату. Махнув в сторону разбитого окна, спросил пьяным голосом:

— Колюня, это же дырка от пули или я ошибаюсь?

— Дырка от пули. — Голос дровосека был спокоен.

— Ты уже и здесь побеспредельничать успел?

— Дурное дело нехитрое, — усмехнулся дровосек.

— Кто чужой приходил или просто упражнялся?

— Да зазнобу свою попугал немного. Провел воспитательную работу.

— А что она натворила?

— Да со стола плохо вытерла, крошки оставила.

Мужчины схватилась за животы и покатились со смеху. Я сделала вид, что говорят не обо мне и наигранно засмеялась вместе с мужчинами.

— Вот и правильно! С бабами так и надо! Баба должна знать свое место! Ничего себе, она пыль плохо вытерла, да она ее должна языком слизать!

А затем отчаянно зазвучала гитара. Дровосек принял серьезное выражение лица и затянул во все горло:

Когда дровосек замолчал, я посмотрела в его сторону с нескрываемым интересом и не без иронии в голосе заметила:

— Никогда бы не подумала, что ты можешь быть лириком. Еще скажи, что ты сам написал.

— Такие песни пишет зона, — тихо сказал он.

— Зона?

— Она самая.

— Вот никогда бы не подумала, что зона писать умеет.

Не обращая на меня внимания, дровосек опять запел, но так, что у меня затрепетала душа и зажгло в груди.

Когда дровосек в очередной раз замолчал, положил гитару рядом с собой и принял на грудь полную рюмку, я подошла к окну, всмотрелась в беспросветную темень и не без интереса спросила:

— А это тоже зона писала?

— А он других песен не знает, — ответил за него самый старый, он был и самый пьяный.

— А мне показалось, что это связано с чем-то личным.

— Конечно, связано, — расплылся в нервной улыбке дровосек. — Это связано с тем, что, когда я пошел по этапу, меня провожали жена-красавица и двое славных ребятишек. А когда я из зоны выбрался, оказалось, что у меня уже нет ни красавицы-жены, ни двоих славных ребятишек. Красавица-жена давным-давно живет с другим, очень влиятельным человеком, который перевез ее в свой терем и балует всем, чего ей только захочется. У меня в одночасье не стало не только красавицы-жены, но и двоих славненьких ребятишек, потому, что двое славненьких ребятишек уже давным-давно живут с другим дядей и называют его папой, а меня даже не хотят знать. Вот такая грустная история.

При этих словах дровосек пытался улыбнуться, но улыбка была похожа на оскал, и мне стало страшно.

— Вес равно, Колюня, дурак ты! — громко крикнул самый старый и самый пьяный из мужиков. — Дурак! Какого хрена ты с колонии сорвался?! Тебе сидеть полтора года оставалось! Баба твоя уже три года с другим живет и даже не помнит о твоем существовании! Ты что вытворил?! Надеялся, что она к тебе вернется? Да она даже забыла, как тебя звать. Она близко тебя к своему особняку не пустила. В ментовскую позвонила, а муж ее новый у дома охрану выставил! Она ж тебе даже с детьми не дала повидаться! Да дети и сами не захотели. Они про тебя забыли, как про страшный сон. Ты какого черта из-за бабы бошку потерял?!

— Я из-за бабы бошку не терял! — ударил кулаком по столу дровосек. — Я хотел в глаза ей посмотреть! Просто заглянуть в ее лживые глаза, и все!

— Хорошо ж ты ей в глаза посмотрел, что она за нож взялась и лицо тебе располосовала! Она ж тебя уродом сделала!

— Она просто перепугалась… Она знала, что мне еще полтора года сидеть, не ожидала меня увидеть. После того как меня посадили, она просто вычеркнула меня из своей жизни.

— Но ведь ты же знал, что она живет с другим?!

Знал, — кивнул головой пьяный дровосек. — Знал, но не думал, что у нее все так серьезно. А что я должен был подумать, если человек безумно меня любил и обещал ждать? Когда меня забирали, она рыдала и целовала мне ноги, а затем просто забыла, как меня зовут. Разве я мог этому поверить?! Разве я мог?! Разве я мог подумать, что самая любимая женщина окажется обыкновенной лживой сукой! Я к этому побегу три года готовился. Каждый день считал… Каждый день…

— Мог бы еще полтора года потерпеть. Сейчас одному Богу известно, как сложится твоя жизнь в бегах с располосованным лицом.

— Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил. — Дровосек прижал гитару к груди и произнес пьяным голосом: — И вообще я ни о чем не жалею. Ни о том, что я с зоны сбежал, ни о том, что она мне лицо располосовала. При любом раскладе я убедился в том, что она сука.

— Вот и не надо ни о чем жалеть, коли так все вышло, — поддержал его гость. — Жизнь продолжается, ты же всегда говорил, что жизнь удалась!

— Конечно, жизнь удалась! — прокричал вконец опьяневший дровосек и застучал по струнам.

Допев до конца свою песню, дровосек отшвырнул гитару и снова налил себе полную рюмку.

— Фуфел! Это все обыкновенный фуфел. Хватит о грустном. Мы встретились здесь для того, чтобы веселиться. Где моя зазноба? Ну что, станцуем? Я отрицательно покачала головой.

— Я не танцую. У меня голова болит.

— У меня тоже много чего болит, тем не менее я приглашаю тебя танцевать.

Увидев, что он направляется ко мне, я внимательно посмотрела на его шрам во все лицо и совершенно спокойно сказала: