Боб Гарсиа - Завещание Шерлока Холмса

«Мистер Холмс, мне сказали, что вы единственный, кто может раскрыть эту тайну. Исчез еще один сирота. Он уже пятый. Это проделки дьявола или колдуна. Даже несчастный Маллиган повесился вчера, хотя был в полном здравии. Приходите сегодня в восемь вечера в церковь Сен-Джорджа. Я объясню вам, что происходит, расскажу все, что мне известно. Оденьтесь так, чтобы я могла легко вас узнать. Мое зрение сильно ухудшилось за последнее время. Прошу вас запастись терпением и подождать, пока я выйду вас встретить. У меня болят колени. Если я не найду вас, то буду ждать в самом темном углу, самом дальнем от входа в ризницу.

Умоляю вас помочь нам.

Прихожанка».

В то время мне хватило нескольких секунд размышления, чтобы выдать Ватсону свое заключение: «Мы встретимся с верующей в возрасте семидесяти лет, одетой в черное, с лицом, наполовину скрытым под черной вуалью, коленопреклоненной в молитве, со сложенными руками и губами, неслышно читающими молитвы. Ее руки дрожат, и она будто охвачена страхом перед аббатом. Уже долгое время она с ним близко общается. Вне сомнения, она очень любит свою работу. Она позволит нам совсем недолго побыть с нею, а затем, прихрамывая, исчезнет…»

Все это я заключил из письма. Это было что-то вроде математической игры, программированной, неизбежной логики. В худшем случае Ватсон мог бы выдвинуть одно или два возражения. Возможно, он спросил бы меня, как я узнал, что она скроется, прихрамывая. Я ответил бы, что в таком возрасте длительное пребыванием коленопреклоненном состоянии вызывает онемение суставов. Достаточно понаблюдать за верующей, поднимающейся на ноги после долгой молитвы, чтобы убедиться в этом. Он мог бы также спросить, откуда мне известно, во что она будет одета. Я бы ответил, что все верующие одеваются одинаково, и держу пари, что среди них никогда не окажется верующей в розовой балетной пачке.

Программированная логика… Но кем?

Нужно было вернуться к началу и углубиться в исследование. Я предпринял попытку найти свидетелей той драмы. Но вскоре прекратил поиски. Я знал, что никто не ответит на мои вопросы. Закон молчания царил на этом дне, где человеческая душа стоила не больше пинты пива. Я стал усердно посещать шумную и грязную таверну, расположенную на маленькой улочке, недалеко от церкви. По прошествии нескольких недель завсегдатаи привыкли к моему присутствию и дали мне прозвище Незнакомец. Мне удалось без особых проблем войти в их круг. Конечно, мое знание арго имело большие пробелы, но они объясняли это тем, что я приехал издалека.

Однажды вечером мне удалось затесаться в группу из четырех порядочно захмелевших парней и завязать разговор на запретную тему об аббате Мередите. Огромный тип с рыжими волосами сразу же показал себя более словоохотливым, чем его собутыльники. Дружки называли его Аламбик. Ему не было еще тридцати, но его лицо было уже отравлено алкоголем. Постоянная пелена застилала его взор.

– Никто тогда ничего не понял. Даже по прошествии стольких лет мы не можем убедить себя в том, что аббат мог сделать такое.

– Лучше него никого не было во всем приходе, – подтвердил карлик в перерывах между икотой. – Однако могу вам сказать, что эти попики и я – две несовместимые вещи.

– Это точно, – добавил тип с болезненными глазами, – он бы все отдал за свой сиротский приют. Он посвятил ему всю жизнь.

– Ага. Он единственный всеми силами пытался помочь несчастным, но удачи ему это не принесло.

Пришло время задавать вопросы.

– Не принесло удачи? – спросил я подчеркнуто равнодушно, опустив нос в стакан.

– Относительно другого сумасшедшего.

– Вы имеете в виду несчастного малого Маллигана?

Аламбик удивленно повел огромными глазами.

– Думаю, ты слишком уж вежлив, называя его «несчастным малым». Он был безумный. Надо сказать, было в кого.

– Было в кого?

– Его мамаша померла от сифилиса, перед смертью она совсем обезумела.

– И из-за алкоголя, – добавил карлик, который был явно хорошо осведомлен.

– А его отец обрюхатил свою старшую дочку, когда напился сильнее обычного. Вот так и появился на свет Маллиган.

Это гнусное откровение вызвало взрыв всеобщего хохота. Я был вынужден улыбнуться, пытаясь скрыть отвращение, которое у меня вызывает подобное мерзкое поведение. Парень громко отрыгнул, вытер рот ладонью и продолжал:

– Аббат думал, что совершил благое дело, приняв его. В результате он убил пятерых несчастных сирот. А кто попал в тюрьму? Наш благородный кюре. А сейчас он гниет в земле.

– Однако мне всегда говорили, что Маллиган и мухи не обидит.

– Все так думали. Но к нему стали приходить видения.

Самый старший вдруг перекрестился и с жаром поцеловал крест, который носил на шее.

– Не надо говорить о дьяволе, Аламбик, это приносит несчастья!

Рыжий великан отмахнулся от этого замечания.

– Не верю я в этот вздор.

Затем он обратил свой затуманенный взор ко мне.

– А ты, Незнакомец, веришь в дьявола?

Я ответил с осторожностью факира на раскаленных углях.

– Я не суеверен, но предпочитаю узнать все подробности и факты, прежде чем высказывать свое мнение.

Парень был явно в ударе.

– Детали? Это нетрудно. Маллиган говорил, что дьявол расхаживает ночью по кладбищу. Он даже утверждал, что тот говорит с ним. Он был страшно напуган. Он говорил, что четыре раза видел, как тот разрывает гробы, захороненные накануне. Он говорил, что дьявол меняет мертвых на живых.

– Маллиган рассказывал об этом аббату или полиции?

– Возможно, но никто не верил в его истории о привидениях и демонах. Я уверен, что это он все натворил. То, что он постоянно находился рядом с покойниками, свело его с ума. Сатана – это он сам!

В конце стойки старик вновь осенил себя крестным знамением, допил стакан и вытер усы рукавом.

– Сколько раз я тебе говорил, Аламбик, нельзя так говорить. Да защитит нас Господь.

Рыжий расхохотался и погрузил губы в белую пену очередной кружки пива.

Я снова попытался произнести ложь, чтобы услышать правду.

– Нужно было спросить совета у старой прислужницы аббата…

– Это было бы непросто.

– Что?

– Марта умерла задолго до тех событий.

Я, не дрогнув, выдержал удар.

– А до или после Марты разве у аббата не было других прислужниц?

– Нет. Теперь уж точно видно, что ты не местный, незнакомец. Иначе бы знал, что Марта была первой и последней прислужницей аббата. Она умерла от лихорадки примерно за пять лет до убийства сирот. А после ее смерти Мередит предпочел остаться один.

– А, понимаю, из-за своего характера. Он был очень суров, говорят.

Парень снова прыснул от смеха, разбросав вокруг себя облако белой пены.

– Суров – аббат? Впервые такое слышу. Он всегда призывал к уважению и человечности. Даже самый последний антихрист не смог бы возразить против этого.