Роберт Кемпбелл - Алиса в Хуливуде

– А когда, собственно говоря, вы были у них в последний раз? – спросил Свистун.

В глазах у нее вспыхнуло сожаление.

– С тех пор прошло четыре года, Уистлер. Вот поэтому мне и страшно.

Он включил музыку. И дальше они ехали в молчании. Прибыв на место, Свистун начал оглядываться, где бы припарковаться.

Венис соответствует представлениям о рае небесном двенадцатилетнего анархиста.

Загорелые люди с клоунски размалеванными лицами, полуобнаженные колдуньи в бикини, накачавшись молодым вином, отдыхают после бурной ночи, лежа на песчаном пляже.

Проститутки занимаются своим промыслом прямо на набережной, по которой прохаживаются клеящиеся молодчики.

Пожилые еврейские парочки сидят в шезлонгах под раскладными зонтами, спасаясь от солнца, в поисках которого они и прибыли сюда, за три тысячи миль от Бруклина и от Бронкса. Их приверженность Венису, где разбой и кражи являются столь повседневными, что самые правоверные боятся исполнять предписания, связанные с субботой, удивляет всех, кроме самих евреев. Если вы спросите у них, не хочется ли им вернуться на Восточное побережье, они ответят: да, но только в том случае, если нам возвратят молодость.

Налетчики, культуристы, красотки-купальщицы, монашки в сутанах с короткими рукавами, пейсатые раввины в лихо заломленных плоских шляпах, конькобежцы на роликах, бытовые и профессиональные убийцы – на всех лежит печать одинакового загара, у всех шелушатся носы, а на плечах поблескивает втертый крем.

Вольные художники, живущие эпизодическими обещаниями и вечными надеждами, проигрывают здесь затяжную битву землевладельцам, стремящимся заселить каждый квадратный ярд дилерами и брокерами, сбегающими в этот рай из лос-анджелесского ада. В результате каждый коттедж обрастает бесчисленными пристройками, каждая лавочка превращается в шикарный бутик, полный латиноамериканских товаров.

Практически на каждой крыше появляется роскошный – тысяч на двести долларов – пентхаус, на балконе которого полуобнаженные разведенки ухаживают за цветами, прикидывая процентную вероятность сиюминутного изнасилования.

Свистун припарковал машину у огромного жилого массива: на стоянку здесь не могла бы присесть и птица.

Правда, практически рядом находилась и огромная совершенно пустая стоянка, вывеска которой извещала о том, что за сутки тут берут десять долларов. Свистун пожертвовал бы этой суммой, но к стоянке почему-то не было удобного подъезда.

– Запру, и ладно, – пробормотал он. И, обратившись к Нелли, сказал: – Нажмите на кнопку и вылезайте.

Высокий загорелый парень лет двадцати, подойдя к машине, утер сопливый нос голой рукой.

– Надо было вам ехать на стоянку, – сказал он. – А это место все равно зарезервировано.

– За кем это?

Парень, нагнувшись, заглянул под машину, словно в надежде обнаружить там россыпи червонного золота.

– Должно быть, это последнее место для парковки, оставшееся свободным во всем Венисе.

– И ты его хозяин?

– Нет, что вы! Но я работаю на хозяина.

– Подо что?

– В каком смысле подо что?

– Под процент или за жалованье? Как это у вас организовано?

– Мне позволяют спать вон там, у стены.

– Ну, и подкармливают, наверное?

– Что-то вроде, – произнес парень столь обиженно, словно именно Свистун был в ответе за его незадачливую судьбину.

– Значит, тебе сегодня повезло, – сказал Свистун.

– В каком смысле? Свистун сунул ему двадцатку.

– Но… – начал было парень.

– Понял.

Свистун отобрал у него двадцатку и дал взамен две десятки.

Парень при всем своем унынии улыбнулся. Чуть было не сказал «спасибо», однако в последний момент раздумал, отвернулся и помчался прочь. Ему не терпелось найти торговца наркотиками и прикупить у него на два укола.

Нелли взяла Свистуна под руку и приноровилась к его шагу. Сейчас им приходилось идти назад, на Дадли-корт.

– Напомните мне, что если я надумаю кого-нибудь надуть, то начинать надо с вас.

– А что, по-вашему, он меня надул?

– Вы сами себя надули. Должно быть, этот пустырь никому не принадлежит. Здесь наверняка намечено какое-нибудь строительство.

– Вы циничны, – улыбнувшись, сказал Свистун.

– А вы – идеальный объект для любого жульничества.

– Включая ваше?

Ее рука и предплечье напряглись. Он прижал ее руку плотнее к себе, словно Нелли могла бы вырваться и убежать. Ее лицо исказила странная и нехорошая гримаса, глаза стали невыразительны, как костяшки пальцев. Правда, это продлилось всего ерунду, какие-то полсекунды.

– Только не давите мне на ногу, – сказала она. – С одним садистом я совсем недавно рассталась.

Здешний бар был удобен во всех отношениях. На бульваре Санта-Моника, сразу за чертой пляжа, но все же за ней, а следовательно, цены здесь были сравнительно разумными. Здесь имелись семнадцать сортов пива и подавали, по мнению знатоков, лучшие бифштексы из всех, какие можно найти на много миль вокруг.

Но знаменитости приходили сюда на ланч и ужин главным образом в силу здешних неписаных, но многолетних законов. Здесь не принято было подходить к звезде и докучать ему или ей просьбой об автографе. Уйдя отсюда, ты мог сплетничать, сколько тебе влезет, но здесь ты не имел права заглядывать под столик, под которым иной раз весьма прихотливо переплетаются ноги героев и героинь светской хроники. Особенно в случаях, когда партнеры не были законными супругами или постоянными любовниками. Да и заказывать пианисту пошлые песенки здесь было тоже не принято.

Когда Роджер Твелвтрис со своей свитой прибыл сюда, для ланча было уже поздно, а для ужина рано. Свита, прибывшая с ним, была на этот раз, за исключением Гарри Клорна, не телевизионной командой. Это была команда, с которой он собирался снимать игровое кино.

Наступило время, когда гонорары Твелвтриса просто-напросто перестали расти, потому что расти им стало некуда. Даже сам он признавал, что подобная приостановка вредит его имиджу парня из маленького городка, пришедшего в мир, чтобы завоевать его.

Конечно, он получал все новые и новые привилегии. Бесплатными становились машины и яхты, аэропланы и женщины, но это все – не в счет.

Когда некий молодой жополиз обратился к телесети с предложением профинансировать игровой фильм на три персонажа, причем не телефильм, а кинофильм, его поначалу встретили очень холодно. В конце концов, сказал Твелвтрис, даже если создать кинокомпанию, в этом не будет ничего особенного. Нынче собственными кинокомпаниями не обзаводится только ленивый.

Но подхалим не унимался, особенно напирая на то, что Твелвтрис сможет играть главную роль в каждой картине.

– Свифти Лазар… Бог да благословит этого человека в его-то года… с ходу предложит вам десять миллионов. А Карсону он предложил всего миллион. Десять миллионов за главную роль в фильме по сценарию Нормана Мейлера. Норман Мейлер, разумеется, никогда не пишет сценариев, но это не имеет значения, потому что вы отвергнете это предложение. А тут уж вся Америка призадумается, мол, надо же, а вдруг он действительно смог бы замечательно сыграть! И все сразу же поверят в это. Если Фрэнк Синатра, даже провалив роль, получил за нее «Оскара», вы-то уж, с вашим мастерством, мгновенно окажетесь на самом гребне волны.