Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд

Весь холм был преображен, изрыт туннелями и изборожден рвами, чтобы собрать под одной крышей территорию площадью в десятки тысяч квадратных футов, способную догнать (если не переплюнуть) самые величавые дворцы магнатов кинобизнеса, склонность к пороку и роскоши которых была общеизвестна и служила самым что ни на есть дурным примером.

Кое-кто говорил об этом со смехом или с ухмылкой, но никто из тех, с кем довелось повстречаться Кейпу, будь это мужчина или женщина, не погнушался бы вылизать его вошедшую в поговорку задницу в высоком стрельчатом окне ради того, чтобы получить приглашение на уик-энд с ночевкой в одной из здешних неописуемых спален или на одну из легендарных вечеринок, на которых заключаются сделки и делаются состояния.

Исподволь перешептывались и о других, еще более фантастических мероприятиях, в ходе которых актрисы (в том числе и весьма известные актрисы) пляшут на гигантских каблуках, не прикрыв тело ничем, кроме пояска с конским хвостиком, а могущественные и богатейшие мужчины скачут на них верхом. Перешептывались о противоестественных сношениях, на которые подбивали юных старлеток. О преступлениях против Господа, замешенных на педофилии.

Кейп слыл знаменитостью и совершенным мерзавцем, проживая в постоянном конфликте между своими образами – общественным и приватным.

На сегодняшней вечеринке присутствовало двести гостей. И к настоящему времени их оставалось еще около сотни. Самые любопытные. Самые алчные. Самые мнительные – которым кажется, что стоит им усесться в машину и поехать домой, как тут же и начнется нечто совершенно незабываемое. Незабываемое и неописуемое. Заключат сделку на фильм с десятимиллионным бюджетом. По бросовой цене выставят на продажу вишневый «роллс-ройс» последнего года выпуска. Пьяная актриса грохнется голой задницей в чашу с пуншем и объявит, что готова дать всем – хоть по очереди, хоть сразу.

Кое-кто дожидался возможности поговорить о делах с самим Кейпом.

Кейп прокладывал себе дорогу в толпе, подобно пройдохе продавцу – там гладя по плечу, тут шлепая по попке, оглушительно смеясь на ходу, одаряя ослепительной улыбкой то одного, то другого, скользя по дорогим коврам с победительной лихостью удачливого политика или даже самого папы римского. Сейчас, когда в ходе веселья наступило относительное затишье, потому что многие уже напились, а прочие настроились на благодушный лад, он и сам начал держаться потише, оглядывая собравшихся ленивым, чуточку усталым взглядом всеобщего любимого дядюшки.

Он тронул за плечо женщину, одетую в самую малость цветастого шелка. Она обернулась, улыбнулась и последовала за ним по длинному коридору в маленький кабинет, обшитый деревом и обтянутый кожей. На стенах, в ореховых рамочках, висели бабочки, пришпиленные к зеленому сукну.

В бокал, который она держала в руке, он плеснул на три пальца скотча, поинтересовался, не нужен ли ей лед. Она зябко повела голыми плечами – в помещении вовсю наяривал кондиционер. Он подошел к электрокамину и включил его. Вспыхнуло искусственное пламя среди объемных макетов аккуратно сложенных поленьев.

– Не слишком ли это расточительно, – спросила она, усаживаясь в ближайшее к очагу кресло, – охлаждать воздух и вместе с тем включать камин?

Он опустился в кресло напротив нее.

– Атмосфера играет огромную роль, Мэй.

– Мне больше нравится на конюшне, – возразила она.

Мэй Такерман нравилось утверждать, будто она, подобно Отису и Дороти Чандлер, занимается средствами массовой информации. Им принадлежит газета "Лос-Анджелес таймс". Ей принадлежит сеть каталогов, снабжающих информацией покупателя на всем пространстве от округа Монтерей на севере до Сан-Диего и округов Импириал на юге и до границы с Невадой на востоке.

Ей нравилось утверждать, будто чета Чандлеров оказывает на людей большее влияние, чем она сама, во всем, что связано с вопросами общенациональной и международной политики, но что, когда дело доходит до местных проблем или же вопросов, решаемых на уровне штата, она играет первую скрипку. Спросите у любого, кому вздумается поступить на службу, не пригласив предварительно старушку Мэй попить чайку.

Да и во многих других отношениях она не была похожа на Дороти Чандлер. Возвышенные материи оставляли ее совершенно равнодушной. Новая постановка мюзикла «Оклахома», перезапись «Чаттануги» в исполнении Гленна Миллера, вечные выдумки танцовщиков – вот что интересовало ее по-настоящему. Стейк с жареной картошкой, виски с пивом, самозабвенные занятия любовью без каких бы то ни было изысков – все это ее вполне устраивало. Подобно большинству американок, она любила положить себе на тарелку как можно больше, кто-нибудь мог бы сказать – с перебором.

Одевалась она главным образом в джерси и джинсу. На торжественные мероприятия могла облачиться в вечернее платье в обтяжку и практически в голяка, ничуть не смущаясь тем, что задница у нее была, по собственному признанию, толще некуда, а сиськи как две сосиски.

В пятьдесят она выглядела на сорок и не спала с мужчинами старше тридцати пяти. Предпочитала молодых садовников и мастеров с телефонной станции. Богачка, она строила из себя чуть ли не нищенку, разъезжая в потрепанном и обшарпанном пикапе, пропахшем конским навозом с ее ранчо на плоскогорье Малибу, где она держала вперемежку чистопородных и беспородных лошадей в совершенно одинаковых стойлах.

Мужа у нее не было, да она и не помышляла о замужестве. Неоткуда было взять мужика, способного предложить ей больше денег, веселья, безопасности и власти, чем у нее уже было. Кроме того, как она часто говорила, стоит ей обзавестись мужем – и в один прекрасный день какой-нибудь журнал включит его в список пятидесяти самых влиятельных мужчин города, а ее выставят при этом эдакой домохозяйкой, не чуждой благотворительности. Она из людей, которые сделали себя сами, утверждала она. И уж наверняка ни один мужик не приложил рук к этому процессу.

– Изумительная вечеринка, как всегда, Уолтер.

– Хорошо повеселилась?

– Заметила, что у тебя множество новых слуг.

– На твой выбор, Мэй. Любой из них готов клюнуть – не на одно, так на другое.

– Знаешь, Уолтер, не будь ты миллионером, из тебя вышел бы высокопрофессиональный сутенер.

– Дело не в деньгах, детка, а в удовольствии от самого процесса. И ты прекрасно понимаешь это.

– А почему, Уолтер, ты пригласил меня во внутреннее святилище? – спросила она не без налета, как правило, не присущей ей робости. Поглядела на огромный письменный стол в американском стиле – с толстыми дверцами, за которыми скрывалось множество ящиков размером с добрый скворечник, не говоря уж о сотнях всяческих тайников и тайничков. Стол орехового дерева был изготовлен где-то между 1860 и 1875 годами, это было истинное сокровище, оценивать которое следовало буквально на вес золота. Извлек мое досье из своей специальной картотеки?