Валерий Гусев - Не стреляй первым

Здесь было совсем светло, по стенам висели лампы. Неплохо устроились. А вот и они!

Навстречу бежали несколько человек, ударили без разговоров из автоматов. Мы прижались к стенам. Максимыч бросил гранату и крикнул ей вслед: «За наше счастливое детство!» Она упала, поскакала по полу, стуча, как бильярдный шар, и наконец взорвалась. От стены отделился человек, рухнул на пол - в осадок выпал. Остальные снова врезали со всех стволов. Становилось жарко. Грохот, вспышки, лопающиеся лампочки, чмоканье в стены и визг рикошетящих пуль. И пыль. Густая, противная.

Один из охранников рванулся нам навстречу под прикрытием огня, но попал, кажется, под пули своих, упал. К нему подбежал здоровенный амбал, наклонился, но уже не выпрямился - так, согнувшись, и ткнулся лбом в стену.

Двое оставшихся кинулись назад. Мы их догнали, пулями. Перескочили через их тела. Еще одна дверь. Ударились в нее разом - чуть не убились. Она даже не дрогнула.

– Эх, граната у нас одна была… - пожалел Максимыч. - Может, у этих есть, - он кивнул назад и снова ударился в дверь.

– Погоди, - сказал я. - Тут умом надо. - И потянул дверь за ручку. - Она в эту сторону открывается, стало быть.

Максимыч засмеялся:

– Это ты нарочно?

За дверью был небольшой зал, обжитой, уютный. Даже ковер синтетический на полу. И кровать. И другая мебель.

Среди этой мебели стоял Рустам, обняв Ларису и прижав к ее виску дуло пистолета.

– Бросайте оружие, - сказал он. - Бросайте, бросайте.

Мы переглянулись, положили оружие на пол.

Рустам навел пистолет на меня:

– Руки!

Мы подняли руки над головой… И вдруг под сводами зала, многократно усиленный эхом, раздался панический вопль Макса:

– Мышь! - Его остановившийся в ужасе взгляд уперся в штанину Рустамовых брюк, по которой карабкался серый мышонок.

Рустам вздрогнул, на мгновение скосил глаза. Лариса, взвизгнув, ударила его локтем в живот и одновременно коленом в пах. Он выронил пистолет, согнулся. Лариса подхватила его оружие, бросилась к нам и вцепилась в меня - тоже мышки испугалась.

– Привет тебе, - сказал я. - Только не плачь. Краска потечет.

Мы подняли свое оружие. Рустам смотрел на нас злобно, испуганно, но непримиримо.

– Это он на тебя насылал своих людей, - сказал я Максимычу. - Обрушь на него своды.

– Много чести, - проворчал Максимыч, поддернул штаны и нажал на спуск.

Мы собрали оружие и самым коротким путем выбрались на поверхность.

Нас ослепило осеннее солнце в синем небе. Под нами лежал красивый старинный город нашего детства. Отсюда он казался чистым, светлым и мирным. Купола церквей, сияя золотом, взбегали в небо. А еще дальше начинались поля и леса, моя земля родная, которую нам еще чистить и чистить от всякой скверны - до скончания нашего века.

– Все, - сказал Максимыч. - Теперь пошли ко мне в подвал водку пьянствовать. Поручик заждался.

– Нет, - сказал я. - У меня еще одно дельце есть. Я быстро.

Я отвез Ларису и Максимыча в подвал и поехал на Выселки.

Котяра был уже там, потерянно бродил по пепелищу.

– Эй! - окликнул его я. - Денежки ищешь? Вот они - и поднял повыше «дипломат».

– Опять шутишь, Серый? - недоверчиво подошел Котяра.

– Какие шутки? Рустам просил тебе передать. Держи, Можешь не считать, все твое, заработал.

Он схватил «дипломат» и побежал к машине, нырнул внутрь. Что-то заставило меня броситься на землю. Я не думал, что он такой нетерпеливый.

Над машиной полыхнуло пламя, грохнулось и разлетелось во все стороны. По заслугам и честь.

Видит Бог, я не стрелял первым. Я в него вообще не стрелял. Я эту сволочь и пальцем не тронул, стало быть…

Подъезжая к старой гостинице, я увидел Ларису. Она шла с огромной сумкой, из которой торчали горлышки бутылок, палка колбасы, батон хлеба и баллон с «Пепси»,

Мы спустились к двери подвала. На ручке болтался клочок бумаги. Я снял его, показал Ларисе: «Ночую в Пещерах, вернусь завтра. Макс».

– Фокусник! - пробормотал я, отпер дверь, включил свет и поставил сумку на пол. И что-то капнуло рядом с ней.

– Боже! - вскрикнула Лариса. - Ты ранен!

Опять этот фокусник. Рукав куртки был порван. Видимо, зацепило какой-то железкой от машины Мышелова,

– Сейчас ты меня перевяжешь, как в детстве, - сказал я. - Оторвешь подол от своей любимой нижней юбки. Но сначала я сделаю один звонок.

– Здесь Серый Штирлиц, - представился я, - Федорыч передай Женьке: пусть на меня не рассчитывает и выходит поскорее замуж. А Светлову скажи, что все путем, я - в отгуле, И добавь, мол, у Серого арсенал теперь богатый - автоматов навалом и патронов без числа. Пусть он тот ствол, что пожалел для меня, себе в… Ты верно понял, Федорыч. И еще скажи, что личный состав под моим флагом покруче будет, чем у него в управлении, надежные бойцы. Один даже в звании Поручика, из старой гвардии. Так что Серый трубку мира надолго закопал и на тропу войны выходит, стало быть.

– Не надо его дразнить, Леша. Он сказал, что ты поумнел, - обрадовал меня Федорыч.

– Заблуждается. Он не все еще знает. Но первым я не стрелял, - и положил трубку.

Лариса подошла ко мне. Обняв ее, я почувствовал, что Яка, пожалуй, права - одной ненавистью жить нельзя.

А вот насчет того, кому стрелять первым, это еще надо подумать.

– За тобой должок, - крикнула Яна. - Я жду!

«Если бы у меня было много денег. Не стреляй первым. Давите их, давите: Повести.»: Эксмо; Москва; 1997