Фридрих Незнанский - Пуля для полпреда

– Ну ты не прибедняйся тоже, – хмыкнул Константин Дмитриевич. – А кто фокус с пистолетом раскусил, кто всю схему с могильником просчитал? На лишнюю похвалу напрашиваешься?

– Да, с пистолетом Друбич, конечно, гений, это ж надо было додуматься Карамзина орудием убийства наградить, а себе наградной ТТ оставить? Нет, и я, конечно, гений, не без этого… Но что меня больше всего поражает, как Друбич – ну ведь он же никто, по большому счету, – так закрутил, что все, буквально все, делали, что он хотел! А потом, смотри, чуть-чуть, едва-едва только обстановка меняется – у него уже готов «наш ответ Чемберлену». Соловьев к нему слегка охладел, Яковлев в колонии зашевелился, – нате вам, слухи расползлись как по команде. Только я круг заказчиков тройкой Соловьев – Бутыгин – Шангин ограничил – тут же немедленно каждому веский мотив нашелся… Кого-то он пугал, как Соловьева с Лемеховой, кому-то золотые горы сулил, с кем-то просто походя беседовал – к каждому подход нашел. Осипову вообще просто намекнул, что я урод и, может быть, заметь, может быть, стану подтасовывать улики, чтобы выгородить Яковлева и тем самым утопить кого-то другого, нужного Москве. И честный, твердолобый вояка тут же кинулся мне лапшу на уши вешать, вроде как бы искупая вину за своего нерадивого бывшего подчиненного. А Жмаков! Это ведь его люди меня водили все время. Жмакова, естественно, Соловьев накачал, но перед тем самого Соловьева-то – Друбич. А первое следствие? Ведь все фактически на его имидже честного человека держалось. Помнишь, как у Конан Дойля, идеальный свидетель, респектабельный джентльмен, несущий даже совершеннейшую ахинею, все равно вызывает патологическое доверие. Как Лия от него балдела: та-а-акой мужчина и при этом кристальной души человек! Только с Голиком у него не сложилось…

– И убийство Голика уже признал?

– Признал, козел. Подъехал к бедному политтехнологу на белой козе, с первого раза не вышло, а времени на обработку не оставалось, пришлось убирать.

– Сам?

– Не сам, конечно, у Сома одолжился. Слушай, Костя, давай Голика помянем, сам не знаю почему, только его одного мне в этой истории по-настоящему жалко. – Турецкий разлил коньяк и глотнул, не чокаясь.

– Гордеев сегодня звонил, – закуривая одну заветную (больше одной врачи категорически запретили – сердце), сказал Меркулов. – Яковлева со дня на день освобождают из колонии.

– Ага, Дениска говорит, что они с дядей собираются филиал своего детективного агентства открывать в Златогорске. Ключевского небось тоже возьмут – шофером. И Собакина – пресс-аташе. Кстати о Собакине, я тебе тут кассетку привез в подарок…

– Это ты зря, – отмахнулся Константин Дмитриевич. – Я как бы не в том возрасте…

– Ага, и не в той должности, чтобы блатной шансон слушать, только, оказывается, и это иногда полезно. – И «важняк» вдруг запел, гнусавя и с оттяжкой: