Фридрих Незнанский - Возвращение в Сокольники

С Ириной ясно. Но Нинка-то чего дуется? Вырос ребенок. Во всем желает полнейшей самостоятельности. Измял ей, видите ли, специально выглаженную мамой джинсу! Ах, какая трагедия! А в душу к своему папе та хоть раз пыталась заглянуть? Хотела бы увидеть, что стоит за постоянным его старанием гасить глупо возникающие конфликты?… М-да, ты уж не перебирай, Турецкий… Не перегибай! Оно конечно хорошо – гасить глупые конфликты. Или, во всяком случае, стараться это делать. Но так ли все на самом-то деле?

А взять хотя бы нынешнюю ситуацию! Он что, о себе разве беспокоится? О них же в первую очередь! Чтоб, не дай бог, с ними ничего плохого не случилось!…

Да, такая у него работа. Читайте внимательнее газеты, и вы легко убедитесь, что борьба с преступностью не чья-то досужая выдумка, а реальное и чрезвычайно трудное и также очень опасное дело. В первую очередь для тех, кто с нею и борется. Вот и судьи не могут произносить обвинительные приговоры! Потому что некие отморозки похищают их детей, их родственников и диктуют свои жесткие условия. Вот и следователи, да хоть бы и те же Ваня Колосов или Генка Потапчук, погибают под колесами «случайных» машин. Либо просто пропадают. А что, разве их родственникам легче становится, когда они узнают, что мужики положили свои головы за правое дело? Кому оно, это дело, после всего нужно? Господи, да сколько примеров еще надо, чтобы самый, казалось бы, близкий человек поверил наконец, что твоя работа – это не ночные пьянки-гулянки со Славкой Грязновым, а бесконечные сидения по подвалам, с такими же, как ты сам, Василь Васильичами, в ожидании, что вполне можешь сегодня схлопотать себе бандитскую пулю…

Кажется, ты жаловаться начинаешь, Турецкий? На слезу давить? Ну и хорош, ничего не скажешь… Истерику еще закати… Как недавно на лестнице, на «Багратионовской». Это ощущение недавно пережитого ужаса, минутная убежденность в том, что его по-прежнему пасли и опередили, чтобы сделать послушной овцой, а для этого подходят любые способы, ледяной волной, как и там, на лестнице, окатило спину. Турецкий даже вздрогнул от неожиданности, а точнее, от абсолютной реальности того, что могло произойти. Нет, он все-таки правильно сделал, когда настоял на своем и заставил Ирину согласиться уехать. Руки должны быть развязаны, тогда и придет самое верное решение. Которое, уже отчетливо ощущал Турецкий, было где-то на подходе…

– Турецкий, ты чего дергаешь машину? – спросила Ирина. – Ты плохо себя чувствуешь?

Хотел было ответить банальностью: «А кому сейчас хорошо?» – но промолчал и лишь пожал плечами.

Турецкий припарковался на стоянке у аэропорта и посмотрел на часы. Регистрация пассажиров, наверное, уже началась, но время все равно еще было.

Он достал из багажника два чемодана. Один – большой кожаный и старый. Это чемодан жены, купленный еще в восьмидесятых. Турецкий хорошо знал его, поскольку неоднократно приходилось таскать, когда Ирка отправлялась, к примеру, в Ригу, к своей родной тетушке, дававшей ей приют от «нравного» мужа. Это было еще при советской власти, и Рига с ее Юрмалой считалась вполне цивильным курортным местом, почти Европой. А потом она стала заграницей и побеги прекратились. Чтобы в конечном счете вылиться вот в такие уродливые формы, когда близкие и родные люди предпочитают жить на разных площадях…

Второй чемодан – небольшой, пластиковый, ярко-красный – был дочкиным.

Турецкий поставил машину на сигнализацию и подхватил чемоданы.

– Папа, там же есть колеса, – сказала Нинка. – Они выдвигаются. Внизу. Будь мудр, посмотри. Не бери на себя слишком много.

Ничего себе? «Будь мудр… не бери слишком много…» И где она набирается подобных выражений? Совсем взрослый человек… десяти лет от роду. Самостоятельно думающий и делающий собственные выводы…

– Я знаю, Нина, – ответил он. – Но у маминого колесиков нет, а потому сохранять равновесие довольно трудно. Правда, мне так легче.

– Ну ты смешной сегодня! – попыталась пошутить Нина.

– А я всегда был смешной… Только вы это не замечали.

– Ну вот, опять мы виноваты… – пробурчала Ирина.

– Вы как раз ни при чем. Видимо, обстоятельства не позволяли.

– Кто умеет – делает, а неумеющий ищет оправдания, – сварливым тоном заметила жена.

– Не хватает в последнюю минуту поссориться, – возразил Турецкий.

– Вот именно! – Да, последнее слово должно было остаться за ней. По определению.

Они отправились в зал вылета. Нинка независимо шагала впереди. Руки в карманах модной джинсовой курточки. Расклешенная юбка с множеством молний и заклепок. Гордо поднятая голова. Турецкий хмыкнул: дочь «важняка»! Ирина не поняла и вопросительно посмотрела на него. Он глазами показал на дочь. Ирина улыбнулась и кивнула. А потом вздохнула – будто украдкой. И это сразу как-то успокоило Турецкого. Ну чего, в самом деле, ссориться по всяким пустякам? Родные же, в сущности, люди…

Нинка выросла быстро. Турецкий мог бы сознаться, что и не заметил как. То была ребенком, ползунком, крошкой с большими белыми бантами на темечке, а тут вдруг обратилась девицей. Еще немного – и… женихи пойдут? Кто они? Кому из них достанется Нинка? Кем она вообще вырастет сама? Вопросы возникали потому, что их провоцировал другой, самый важный в настоящий момент: что будет, когда его, Турецкого, вот так, вдруг, не станет с ними? Как они смогут без него? Но почему вопрос возник именно в этой плоскости? Разве уже край?

Он наблюдал за дочерью и видел, что никакие проблемы, мучившие его, ее абсолютно не колышут. Перед ней открывалась дорога на юг, к теплому уже морю, к солнцу. Ну да, мама, конечно, стареет и потому ругается тоже с совсем немолодым папой. Иногда они даже громко кричат друг на друга. Но это все понятно. И надо делать вид, что ее их ссоры совсем не задевают. А она их обоих любит, правда, и не упускает возможности немножко поиронизировать над глупостями взрослых, но – в меру, чтоб не обиделись. И пусть они думают себе, что она еще ребенок, пусть. Они скоро убедятся, что она вполне взрослый и серьезный человек. Человечище. А прежде всего, красивая девушка. На которую все смотрят с удовольствием. Вон и тот симпатичный светловолосый дядечка, что читает газету, а на плече у него кожаная сумка, он тоже сразу обратил внимание на ее ладный и модный костюм, едва только она вошла в зал. Показалось даже, что он слегка подмигнул ей. Но пришлось нахмуриться. А то бы взрослые заметили, что она опять обращает внимание на незнакомых людей, что ей запрещалось категорически и из-за чего совсем недавно между папой и мамой вспыхнул очередной скандал, закончившийся папиными криками и мамиными слезами…

У стойки, регистрирующей вылет на Сочи, стояла очередь из двух десятков человек. Девушки в синей форме не торопились, пропуская багаж улетающих через камеры видеоконтроля. Вешали бирки, передавали друг другу документы отлетающих. Все шло своим обычным путем. И можно было еще немного подождать, не торопиться, не лететь сломя голову, отдышаться. Посмотреть в глаза.