Фридрих Незнанский - Выбор оружия

Только часа через полтора или даже больше Турецкому удалось привести себя в состояние тупой полудремы. В рассеянном сознании смутными обрывками возникали и исчезали встречи и разговоры минувшего дня, темной тенью маячил за ними этот чертов полковник из Минцветмета… Какие, впрочем, полковники могут быть в Министерстве цветной металлургии? А еще – за всеми этими сумрачными полутенями – синий «форд» Никитина на стоянке Внуковского аэропорта…

Погодин. Доверенный человек Никитина. Допустим, очень доверенный… Настолько, что я поручил ему слетать в Норильск и забрать документы… Документы ценой десять миллиардов долларов. Сам я лететь не могу – у меня американский паспорт… А я, Турецкий, доверил бы такое дело кому-нибудь из друзей? Славке Грязнову, например? Или Косте Меркулову? А Денису? Денису вряд ли – слишком молодой. А Погодин – немолодой…

«Выглядит моложе своих пятидесяти…» Это Дорофеев сказал о Никитине. А как эта, из горсуда, сказала о Погодине? «Лет сорока пяти… высокий… черные волосы, черные усы…» Почти ровесники эти двое. Возможно, друзья. Скорее всего – друзья. И очень близкие…

Но этот проклятый синий «форд» – он-то какого черта оказался во Внукове?

– Уважаемые дамы и господа, прослушайте объявление. Наш аэропорт закрыт ориентировочно до четырех часов утра по местному времени. Рейс Москва – Норильск по-прежнему находится в Хатанге. Рейс Красноярск – Норильск ожидает вылета в Красноярске. Синоптики сообщают, что скорость ветра снизилась… Благодарю за внимание.

Турецкий вскочил.

– Да ты че, мужик? Спи себе, – удивился сосед. – Не посадку же объявили.

Но Турецкий будто не слышал. Спотыкаясь о чемоданы и сумки, натыкаясь на встречных, он выскочил из аэровокзала и открыл дверцу «Жигулей», дежуривших у входа в ожидании пассажира.

– В город. Быстро!

– Сто пятьдесят, – объявил водитель.

– Чего?

– Ну, не баксов же. Тысяч.

– Гони!

Через час, когда миновали городской портал, похожий на въезд в Москву со стороны Внукова, водитель спросил:

– Куда?

– К фотоателье, любому, – ответил Турецкий.

– К фотоателье? Четыре утра! Раньше девяти ни одно не откроется.

– Черт! В самом деле. А солнце – как днем… Тогда в гостиницу.

Дежурная, к счастью, не спала. Увидев Турецкого, она понимающе покивала:

– Вернулись? И правильно. Вы так умчались, что я не успела предупредить. Не нужно было никуда ехать, сидели бы в номере и звонили в порт. У нас давно уже автоответчик: и погоду скажут, и какой электричкой к какому рейсу ехать. У кого телефона нет, тем, конечно, похуже.

Турецкий вспомнил битком набитый аэровокзал и подумал, что эра сплошной телефонизации в Норильске еще не наступила.

– Ваш номер я за вами оставила, – продолжила дежурная. – Четыреста двенадцатый, правильно? Возьмите ключ. Доплачивать ничего не нужно, у нас расчетный час – двенадцать. Если задержитесь, тогда заплатите. Буфет в пять откроется, можете позавтракать. Отдыхайте.

Кажется, никогда в жизни время не тянулось так медленно. Турецкий послонялся по номеру, побрился, позавтракал, а стрелки словно бы прилипли к циферблату. И сна не было ни в одном глазу: нервное напряжение, внезапно охватившее его в Алыкеле, не отпускало ни на секунду. Он потыкал кнопками телевизора, но на экране мерцала лишь рябь. Включил репродуктор – тоже пусто. Оставалось вышагивать от окна к двери и курить сигарету за сигаретой.

Неожиданно ожило радио:

«Московское время два часа ночи. С добрым утром, товарищи! Сегодня двадцать шестое июля, пятница. Температура воздуха в городе плюс семь градусов. Наш аэропорт закрыт. Передаем последние известия. Предзабастовочное состояние на рудниках сохраняется. О поддержке требований горняков объявили портовики Дудинки. Как сообщили нашему корреспонденту в объединенном забастовочном комитете, ведутся успешные переговоры о совместных акциях протеста с шахтерами Воркуты и Кузбасса…»

Восемь. Сидеть в номере было больше невмоготу. Турецкий натянул свой утепленный плащ и вышел из гостиницы. До центрального – Ленинского – проспекта было десять минут ходьбы. Еще с четверть часа он потратил на то, чтобы найти среди кафе и магазинов витрину с вывеской «Срочное фото». В половине девятого появился молодой парень в ветровке, повозился с ключами и открыл дверь. Турецкий двинулся следом за ним.

– Мы еще закрыты, – предупредил парень. – Мастер придет только в девять.

– А вы кто?

– Лаборант.

– Вы-то мне и нужны.

В крошечной раздевалке-приемной Турецкий протянул лаборанту один из цветных снимков Никитина – тот, где Никитин был сфотографирован крупным планом.

– Вы можете переснять это в черно-белом варианте?

– Зачем? – удивился лаборант. – Прекрасный цветной снимок.

– Чтобы не бросался в глаза загар.

По– видимому, более нелепого заказа лаборант в жизни не получал. Он в недоумении уставился на Турецкого, ожидая разъяснений. Но Турецкому было не до разговоров. Он достал из бумажника стотысячную купюру и прикрыл ею фото Никитина.

– Работа должна быть сделана за пятнадцать минут.

Мгновение помедлив, лаборант кивнул:

– Посидите.

И скрылся в лаборатории.

Через четверть часа появился.

– Отглянцевать?

– Не обязательно.

– Будет дольше сохнуть.

– Тогда отглянцуй…

Еще через пять минут снимок лежал перед Турецким. Он попросил у лаборанта черный фломастер и принялся за работу. Сначала затушевал платиновые волосы Никитина. Потом превратил светло-серый пиджак в некое подобие черной куртки. Галстук тоже сделал черным. Что еще? Да – усы. Небольшие. Пририсовал усы. Сравнил оба снимка. На первый взгляд – разные люди. Вроде бы все.

Турецкий поднялся и направился к выходу.

– Послушайте, – остановил его лаборант. – Я вам верну ваш стольник. Только объясните, зачем вы все это делали. Иначе это будет мучить меня до конца жизни.

Парень был явно не дурак. Турецкий покровительственно похлопал его по плечу.

– Привыкай к непонятному. Пока человек мучается над чем-то – он жив. А когда все станет ясно – тогда конец. А про меня забудь. Я просто обыкновенный псих…

Теперь – горсуд. Ганшин еще не пришел, но заведующая архивом уже была на месте. Она внимательно, поправив свои квадратные очки, рассмотрела разрисованный Турецким снимок и уверенно заявила:

– Да, это тот самый человек. Погодин.

Дом техники. Он находился на том же Ленинском проспекте рядом с Дворцом культуры.

Вера Федоровна:

– Он. Только усы не такие. Но он – точно.

Вопросов больше не оставалось. Вернувшись в гостиницу, Турецкий все-таки показал снимок дежурной:

– Вы помните этого постояльца? Вчера уехал.

Она усмехнулась.