Фридрих Незнанский - Заговор генералов

Поняв, что у муровцев пошла рутинная работа, майор Онищенко снова лихо козырнул и приказал своим спускаться в подвал и – на выход. Сам он пошел вместе с последним, которым был капитан Воробьев.

– Молодец, – сказал тихо. – Зря только не сказал…

В подвале, у выхода в гараж и наружу, Воробьев ткнул в плечо одного «качка», который безучастно стоял у стены, раскинув по ней руки.

– Тут девка была, – быстро проговорил капитан. – Зинка. Где она?

Парень равнодушно посмотрел на спецназовца, видимо, узнал.

– А, это ты… Генералу отдали. Не одному ж тебе, парень… Теперь она ему строчит…

– У-у! – чуть не врезал в челюсть Воробьев, но сдержался и быстро догнал своих.

– Про какую девку он спрашивал? – подошел к «качку» оперативник.

– Да были тут… – уклончиво ответил парень. – Им же и достаются… чтоб не скучали.

– Руки, руки! – прикрикнул оперативник. – Ладно, не желаешь говорить, потом сам проситься будешь…

…Иван Онищенко докладывал из машины:

– Андрей Васильевич, приказ выполнен. С Чумой несчастье. Замолчал.

– Отлично, Ваня! – Коновалов откинулся на спинку кресла, бросил ногу на ногу и показал Кострову, сидящему напротив, большой палец. – Обошлось без осложнений?

– Чуть было…

– А что такое? – напрягся генерал.

– Грязнов признал одного моего новенького.

– Кто таков?

– Назвал Воробьевым. Но парень не подвел.

– А зачем было рисковать?

– Андрей Васильевич, вы же знаете, с прошлой операции у меня недобор. Я попросил подкинуть парочку ребят из «Легиона». Прислали этих. Хотел обкатать их на живом деле. Впечатление хорошее. Особенно этот – Есенин.

– В самом деле? Так назвали?

– Точно так. У него, оказывается, был свой счет к клиенту. И сориентировался грамотно. Так что, можно считать, зачет сдал. Но интересовался какой-то девкой. Зовут Зина.

– Ах вон оно что! Хорошо, будем принимать меры. Как там?

– «Следаки» поднавалили.

– Ну пусть ищут. Коркину сказал, он в курсе. Отдыхайте, Ванюша! – Коновалов положил трубку и сказал: – Жаль, конечно, что так произошло… А ведь верно народ заметил: за двумя зайцами погонишься… Ну давай, Марк, обсудим теперь, что будем делать со Зверевым. Он, по-моему, совсем уже мышей не ловит. На каждом шагу какие-то неразрешимые проблемы! Коллекция, понимаешь, Гинзбургов! Да кто они такие, в конце концов, что их продать нельзя?

Костров засмеялся, таким вот образом отреагировав на возмущение горячего генерала.

– Не велики баре, – сказал Турецкий Денису. – Полетим туристским классом. Жратва примерно та же, правда, выпивки поменьше. Халявной. А чего я тебе рассказываю, когда ты сам только что вернулся…

– Дядь Саш, ты мне лучше расскажи про этого твоего Реддвея. С ним же ведь придется дело иметь?

– Пит – неплохой мужик… Но с ним надо постоянно держать ухо востро. На козе объедет…

– Так чем у вас с ним разговор-то закончился? – не отставал Денис. – Или мне это знать необязательно?

– Ишь ты, хитрый какой! А я тебе что – копилка государственных секретов? Поговорили… Ты мне лучше капни того своего коньячку. Тебя в посольстве сильно мучили?

– Да ты что, дядь Саш! Они, видать, уже были в курсе. Соответственно и реакция: мы понимаем, господа, мы надеемся, господа. Уж их-то программа Президента и правительства вполне устраивает. А сейчас еще этот их врач, что специально прилетал для консультации. Такое, понимаешь, доверие!… Словом, рассыпались в любезностях, напоили дерьмовым кофе и пригласили заходить. Правда, все дела оформили за каких-нибудь полчаса. Вот что такое – администрация. Не баран чихал!

– Эт точно! Ну, наливай, чего жмешься?

– С условием, что ты расскажешь про Пита своего…

А чего, собственно, рассказывать-то? Ну, позвонил Турецкий вечером в Гармиш, сказал, что вылетает в Штаты, спросил, что передать реддвеевской родне? Питер хохотал, так как только что вернулся оттуда, и поинтересовался, с какой целью разыгрывается столь незамаскированный подхалимаж? На что Турецкий ответил, что первая посадка рейса будет производиться во Франкфурте-на-Майне и он будет рад вручить Питеру лично небольшой, но очень ответственный презент из Москвы: бутылку плохо очищенной водки, вызывающей спазмы желудка, настоящий малосольный огурец, поскольку в Европе таких нет, они солят, но невкусно, больше маринуют огурцы, банку килек, кусок розового украинского сала и, конечно, буханку черного хлеба. Все, вместе взятое, издавна является национальным джентльменским набором русского туриста. Питер, разумеется, обожает такие штучки… А говорили? Да, в общем-то, ни о чем серьезном не говорили. Вот встретимся в порту, тогда и поговорим.

Поскольку больше из Дениса спиртного было выжать невозможно, пропала охота и беседовать. Можно, конечно, свистнуть стюардессе или буфетчику – мигом примчатся. Но было жалко денег. Их и без того немного. В трудную минуту останется надежда на Дениса: как-никак, капиталист, фирмач, мироед по-старому. Вон и коньячком запасся, не иначе дядь Слава подсказал, да и дядь Костя выручил. Сам бы ни в жисть не додумался. Эх, молодежь!…

Меркулов специально прибыл в аэропорт, практически вместе с ними, чтобы еще раз обговорить некоторые детали расследования. Ну да, конечно, ему это сам Президент поручил, а как же! Поэтому, закончив с процедурой оформления документов и пройдя таможню, они втроем поднялись в уютный буфетик-бар, взяли по стопарю, как в лучшие годы и… поговорили.

Оказывается, этот молодой Грязнов был вчера препровожден в администрацию, к самому всесильному Чуланову, где имел доверительную и одновременно обстоятельную беседу. Чего там наговорил Геннадий Алексеевич, Денис, видимо сохраняя государственную тайну, не проболтался. Да не очень-то и хотелось знать. Секреты ведь рассчитаны на дураков. Умному и так понятно: раз направляется специальная миссия по поводу весьма щекотливого и, возможно, скандального дела, значит, будет дана команда – скандал всеми доступными средствами погасить, а компромату дать объяснение, которое должно устроить общественное мнение, поддерживающее потуги дорогого правительства вытащить страну из назревающего хаоса – и политического, и экономического.

Короче, необходимо изобразить на лице достойную мину и дать ей веское обоснование.

Пикантнее выглядели условия сделки. О чем Денис, естественно, умолчать уже не мог. Чуланов клялся всеми святыми, что ни в чем не замешан – ни сном ни духом. Конечно, в те времена, когда он находился на стажировке в Штатах, политическая погода в отношениях между СССР и США менялась постоянно, и американцы, разумеется, предпринимали некоторые попытки вербовки неустойчивых идеологически молодых людей. Возможно, одну-две попытки предприняли специальные службы и в отношении Чуланова. Чем он был лучше других? Но, натолкнувшись на решительный отказ в сотрудничестве, а также угрозу предать гласности наглые провокации, его оставили в покое. И естественно, что о каждой подобной акции он немедленно ставил в известность представителей советского посольства. О чем, вероятно, в архивах имеются соответствующие материалы. Вот на них просил обратить особое внимание Геннадий Алексеевич.