Александр Бушков - Сходняк

Карташ встал на одно колено. Левый глаз заплыл, вдобавок была рассечена бровь, и рассечение, видимо, было неслабым, судя по тому, сколь частыми каплями капала на ринг кровь. В голове по-прежнему звенело. Но даже одним глазом Карташ разглядел, что Зубков больше не улыбается. Ага, хоть чего-то добился... И Алексей нашел в себе силы на вопрос:

– Слушай, зачем мы тебе понадобились, зачем притащил? Дурака повалять не с кем?

– Узнаешь, все узнаешь, москвич, – сказал Зубков, снова расплываясь в улыбке.

Этот растянутый рот Карташ спокойно видеть не мог. Он вскочил, размахнулся... но глаза накрыла черная боксерская перчатка, и Карташ узнал, что такое есть полноценный нокаут. То бишь полная отключка.

Это когда вокруг тебя гаснет свет, будто разом, одним рубильником, выключили огни над сценой. Или рингом.

Как с него сняли перчатки, вытащили капу и унесли с ринга, Карташ не помнил. Так, какие-то крайне смутные обрывки, какие-то клочья, проносящиеся сквозь туман. Окончательно он пришел в сознание несколько позже, когда обнаружил, что сидит раздетый до трусов на деревянной лавке, вокруг сыро и тепло, а босые ноги касаются белых кафельных плиток. До него доносились стуки, шлепки босых ног, чьи-то невнятные голоса, и фоном всему этому служит шум льющейся воды. Пахло шампунями и хлоркой. В общем, не бином Ньютона – находится он в душевых, где ж еще. И что характерно – без наручников и прочих вериг с кандалами. А вот что неприятно – правый глаз заплыл самым свинским образом, и не видно им ни хрена.

– Ожил? – спросили его. Голос был знаком.

Ах да, узнал Карташ, секундант Гоша. Карташ повернул голову направо – ну точно, Гоша. «Он что, мне до гробовой доски секундировать будет?»

– Не ссы, заживет разбитая морда, – обнадежил секундант. – Найдем тебе лепилу, обработает глаз. Слышь, мужик, короче, это. Вам велено мыться, приводить себя в божеский вид. И по-быстрому. Вас типа на обед зовут, а вы как чушки.

– А где... – Карташ запнулся, не зная, какие верные слова подобрать.

«Остальные»? «Мои боевые товарищи»? Не шибко хорошо работала голова, подвергнувшаяся обработке кулаками.

– Девка и белобрысый? – показал чудеса сообразительности Гоша. – А здесь же! Моются.

Карташ огляделся единственно зрячим левым глазом. Лавка, на которой он сидел, располагалась почти напротив входной двери, за которой, голову можно прозаложить, мается давешний конвой во главе со старшым. Справа от лавки начинались душевые кабинки, шли вдоль обеих стен, каждая кабинка имела дверцы наподобие тех, что болтыхаются в ковбойских салунах.

Вдруг раздались звуки возни, звонкий шлепок, сдавленный возглас «уй-ой!», какой вырывается при внезапной боли, потом последовал угрожающий выкрик: «Ну, сучка, погоди!», – на этот возглас не кто иная, как Маша ответила тирадой, где из приличных слов были лишь предлоги.

Карташ вскочил на ноги. От резкого движения пошла кругом голова, пришлось опереться о стену.

– Стой здесь, боксер, – Гоша опустил свою корявую, опутанную мышцами лапищу Карташу на плечо, прямо вдавив того в лавку. – Тут мое дело...

Карташ, разумеется, сидеть на лавке не стал, а, борясь с тошнотой, пошел проходом между кабинками. Из ближайшей к нему кабинки выскочил, чуть не поскользнувшись на мыльной луже, Гриневский, голый, с намыленной головой: «Что за кипеж, начальник?!» А из самой дальней кабинки Гоша уже выволакивал за грудки парня в спортивных трусах, майке и пляжных шлепанцах.

– Тебе что было сказано, чмо?! Повтори слово в слово!

– Гош, да я ж пошутил просто...

– Глухой?!

– Ну, это-о, – протянул хлопчик в шлепанцах и майке, пожимая плечами и глупо улыбаясь, – сказано было смотреть, чтоб не выходили из кабинок.

Судя по внезапно разгладившемуся лицу, ему вдруг на ум пришла удачная отмазка. И он не замедлил выдать ее:

– Показалось, что эта баба там чего-то откручивает. Обязан был проверить.

– Обязан был сказать мне, – проговорил Гоша. -А ты не сказал, коз-зел...

– Думал, проверю и скажу...

– Глубоко проверил?

– Не успел, давай схожу продолжу, – глумливо ухмыльнулся хлопец.

– Теперь я продолжу.

После чего Карташ увидел, как работает похожий на неандертальца Гоша.

Таким, как этот Гоша, не нужно знание приемов, техники боя и, уж тем более, философии единоборств. Все, что нужно таким, как Гоша, – это дотянуться до противника. После чего, как поется в детской песенке, «делай с ним что хошь». С проштрафившимся хлопцем Гоша поступил так: развернул лицом к стене и просто, даже, показалось, несильно толкнул. Хлопец вмазался в стену и, оставляя кровавый след, сполз вниз по белому кафелю. Гоша наклонился, поднял его с пола одной рукой и с легкостью запустил по проходу. Хлопец пролетел мимо всех кабинок – Карташ еле увернулся – и распластался возле последней. Гоша настолько нехотя все это проделал, настолько вполсилы, что невольно возникал вопрос: а что было бы, примени он всю силу, отваленную ему природой... Гоша двинулся обратным путем, остановился возле девушки, которая вышла из своей кабины совершенно голой и без тени смущения, скрестив руки под грудью, с усмешкой смотрела на то, что происходит между душевыми кабинками.

– Ты зайди обратно, не свети, – сказал ей Гоша.

– Боишься возбудиться? – хмыкнула Маша.

– Еще раз вякнешь, овца, сперва сломаю нос ему, – Гоша показал на Карташа, – потом тебе. Пошла обратно.

И сказано сие было столь равнодушно, словно речь шла о колке дров, и сия интонация на Машу подействовала. Фыркнув, она, как и было попрошено, зашла за салунные дверцы, вернулась под теплые душевые струи.

Гоша подошел к штрафнику. Тот уже поднялся на четвереньки и теперь отплевывался кровавыми сгустками. Вода, текущая из-под кабинки, смешивалась с кровью, и алая жидкость, делаясь все светлее, бежала по белым кафельным плиткам, уходила в слив, прикрытый решеткой.

– Ты чего, Гоша! – поднял голову штрафник. – Чего тебе эта баба!..

– Баба мне боком. А ты, чмо, нарушил приказ, что натуральное западло и за что больно наказывают. Короче, пшел к Михалычу, сиди при нем. Вечером бум решать с тобою... Бегом, парашник!

Тон был таков, что штрафник без лишних слов и вопросов бросился вон из душевой комнаты.

– Козлы! – Гоша со злостью двинул ногой по захлопнувшейся входной двери. – Малолетки сраные! К «хозяину» не ходили, баланды не хавали, ни одного понятия на уме. Жизни ни хрена не нюхали, а туда же! Привыкли все брать на шару.

– Сегодня на бабу позарился, забыв про дело, – завтра сдал всех. Моя бы воля... – Гоша махнул рукой. – Короче, иди мойся, боксер, времени мало.

– А мне какая кабина отведена? – спросил Карташ.