Александр Бушков - Сходняк

Он вернулся к столу, достал из папки лист мелованной бумаги жутко официального вида, брезгливо толкнул через стол к Карташу.

"Указ Президента Туркменистана, – прочитал Алексей. – О награждении граждан России А. А. Карташа, П. И. Гриневского и М. А. Топтуновой орденом Президента Туркменистана «Garassyz Turkmenistana bolan beyik soygusi ucin».

За особые заслуги перед нейтральным государством Туркменистан и его сплоченным народом наградить граждан России А. А. Карташа, П. И. Гриневского и М. А. Топтуновой орденом Президента Туркменистана «Garassyz Turkmenistana bolan beyik soygusi ucin».

И все.

Карташ перечитал еще раз. Помотал головой, передал листок остальным.

– Вот такая вот фигня, соколы вы мои орденоносные, – вздохнул викинг. – Ноу комментс, как говорится.

– И? – осторожно поинтересовался Гриневский. Викинг уселся за стол, сцепил пальцы в замок.

– И предлагаю я вам послужить родине еще раз. Поставить точку в этом деле.

Завтра в Москву я отправляю литерный поезд с этой долбаной платиной. Вы отправитесь с ним. Под конвоем. Сдадите ящики, и пусть в столице решают, как с вами быть. Но обещаю: то, что вы помогли моей структуре, вам зачтется. Будет официальное расследование, но ничего страшного, обычная бюрократия. Я замолвил за вас словечко... Ясно?

– Не очень, – медленно проговорила Маша. – То есть мы сами повезем платину?

– Ага. Вы ее нашли, отбили у уголовников, вы ее и доставите по назначению... По-моему, логично.

– А какие гарантии, что ваши московские коллеги не упекут нас по полной программе? – спросил Гриневский.

– Господь с вами, какие гарантии?! Никаких гарантий, кроме слова офицера.

Покойный Гена Голованов выполнял мой приказ, операция по поиску рудника с самого начала была под моим контролем, стало быть, вы оказали услугу лично мне.

А я умею быть благодарным. Максимум через две недели будете свободны, как ветер, включая гражданина Гриневского, с ксивами и даже кой-какими деньгами...

Карташ и Гриневский переглянулись.

– А что, у вас есть другие предложения? – ласково спросил викинг. – Могу вернуться к первому варианту и передать вас товарищу Бортко, раз плюнуть, только скажите...

– Не надо Бортко, – решил за всех Таксист. – Едем на паровозе, начальник.

– ...и на период с двадцать первого по двадцать пятое сентября эти улицы будут закрыты для движения, – в наступившей тишине сказала очередная дикторша из телевизора. – Как нам стало известно, это связано с возобновившимися строительными работами на ветке метрополитена, которая должна соединить левый и правый берега Шантары...

Существует ли в действительности река Потудай или это плод писательской фантазии? Вопрос из радиовикторины занимал сейчас Карташа более всего остального. Вопрос залетел в ухо, когда приемник ненадолго сделали чуть громче, и теперь река Потудай не давала уму покоя: в уме она выходила из берегов после многодневных ливневых дождей, разливалась в половодье, рыбколхозы добывали из нее бьющуюся в сетях рыбу, из ржавых труб в нее обрушивались вонючие химикалии, эту хитрую реку перегораживали плотинами, заставляя ее разливаться и затапливать деревни, и только шпили церквей торчали над Потудай...

Потому что, когда перестанешь думать о реке Потудай, тут же начнешь думать о делах наших скорбных. И тогда совсем закиснешь.

Таким ли он, Алексей Карташ, мыслил свое возвращение в родные пенаты – или, говоря понятнее, нах хаузе? Будем честны перед собой: Карташ вовсе и не мыслил себе никакого возвращения. Как-то не рисовала фантазия езду домой, а рисовала она все больше шик и блеск иноземных отелей, собственные бассейны на собственных виллах, купленные на честно украденную платину катера и яхты, «бентли» и «феррари», а также горнолыжные спуски в Доламитовых Альпах – утеху беззаботно веселящихся буржуев. Но вместо Доламитовых Альп и урчания «феррариевского» мотора придется, похоже, очень и очень долго хлебать баланду, нюхать кирзу и смотреть на небо сквозь решеточку. А из потенциального богатея придется переквалифицироваться в реальные нищие. Ну вот не верил он отчего-то белокурому викингу, ни на грош не верил, что тот замолвил за них словечко перед москвичами, – зачем ему? Уже и думать, небось, забыл о троих искателях приключений на собственные задницы, вертит дырку под орден. Но не поспоришь же с конторой...

Ладно, хоть несколько недель побыл миллионером. Или даже миллиардером? За всеми делами и заботами так и не перемножили они шестьсот тридцать девять у. е. (то есть стоимость одной унции платины), на вес драгметалла, который таскали за собой в зеленых армейских ящиках. Так до сих пор и неизвестно, чего лишились. А может, даже оно и к лучшему, что неизвестно?

Карташ вслушался в бормотание вертухайского приемника на волне «Шантарск 101.4 FM». Там как раз заглохли визги очередной попсятины и ведущий, вспомнив о викторине, стал принимать звонки радиослушателей. Но правильного ответа про Поту-дай никто пока не давал, приз оставался неразыгранным. Возможно, Карташу так и не суждено дождаться правильного ответа. Как он понимал, ехать им предстоит от силы несколько часов.

Вагон им под путешествие, против ожиданий, предоставили простой, безо всякой хитрой,начинки вроде камер скрытого наружного наблюдения, вмонтированных в стены теплушки мониторов, спутниковых антенн и прочих удумок, коих вполне можно было ожидать от ведомства. Ничегошеньки даже отдаленно похожего не наблюдалось. Не считать же, право, хитрой начинкой решетчатую загородку для перевозимых заключенных, холодную сейчас печку-буржуйку, стол с лавками из грубых досок да слегка помятый контейнер в углу, где, как полагал Карташ, помещается нечто вроде биотуалета. Вот только убедиться в последнем не суждено – вряд ли поведут их на оправку, даже если очень приспичит. Прапорщик буркнет в ответ на просьбу что-нибудь вроде: «Не ведено», «По прибытии», «А для чего вас перед отъездом водили?», – и беснуйся, тряси решетку, осыпай проклятьями: все бесполезно. Если и добьешься чего, так это успокоительного по почкам или усыпляющего ребром ладони по шее. В чем можно не сомневаться, так это в том, что солдаты у белобрысого викинга выучены исполнять приказы начальства. И если начальством приказано: «Никуда не выпущать!», – то даже женскому полу скидок не последует.

Вот так и предстоит ехать из пункта "А" до столичного пункта "Б" трем неудачливым авантюристам с двумя ящиками платины, тремя караульными солдатами и одним прапорщиком. А со стороны глядя – например, выйдя из лесу или из окна придорожного строения, – в составе рядового товарного поезда катит по просторам преобычнейшая с виду теплушка. Посторонний глаз пройдется по ней, не задержится, тем более обе двери наглухо закрыты на щеколду, щеколда, небось, прикручена для пущей надежности снаружи проволокой, а то, не исключено, и вовсе замкнута на замок. И то ли товары в той теплушке везут, то ли скотину какую, то ли вовсе порожняк гонят – поди догадайся со стороны. По всем сопроводительным документам, полагал Карташ, вагон перегоняют порожним. Чтоб ни одна любопытная тварь вагончиком не заинтересовалась.