Фред Варгас - Неправое дело

– За голень, но не сильно.

– Он часто кусается?

– Да нет. Чаще скалит зубы. Он редко нападает. Если, конечно, его не дразнишь. Пьер не в счет, собака уже год никого не кусала. Зато когда он сбежит, то может набезобразничать. Мусор опрокинет, погрызет велосипедные шины, матрас раздерет… На это он мастер, что уж говорить. Но порода тут ни при чем.

– И я о том же, – сказала Лина, – нам уже дорого обошлось его хулиганство. А если он ничего не портит, то бежит к морю и роется в чем попало – в гнилых водорослях, мертвых птицах, дохлой рыбе, вернется домой, хоть нос затыкай.

– Послушай, дорогая, все собаки такие, и ведь не ты его моешь. Погодите, я сейчас его приведу.

– И далеко он уходит? – спросил Луи.

– Не очень. Лионель всегда находит его где-нибудь поблизости: на берегу или на свалке…

Она наклонилась к Луи и пробормотала:

– Я так его боюсь, что даже прошу Лионеля брать его с собой, когда он уезжает в Париж. Подберите вашей знакомой что-нибудь получше питбуля, мой вам совет. Это не добрая собака, это дьявольское отродье.

Лионель Севран вошел, крепко держа пса за ошейник. Луи заметил, как Лина вся сжалась в кресле и поставила ноги на перекладину. Учитывая то, что происходило в подвале, и то, что вытворял пес, этой женщине жилось нелегко.

– Пошли, Ринго, идем, мальчик. Этот месье хочет на тебя посмотреть.

Севран так же сюсюкал с псом, как Луи со своей жабой. Хорошо, что он оставил Бюфо в машине, этот зверь проглотил бы его в один присест. Казалось, что у пса слишком много зубов, а из уродливой пасти вот-вот покажутся огромные клыки.

Севран подтолкнул питбуля к Луи, которому это совсем не понравилось. Клыкастая тварь глухо ворчала. Они еще поговорили о том о сем – про собачий возраст, пол, размножение, аппетит, – то есть на самые пакостные темы. Луи спросил про гостиницу, остаться на ужин отказался и, поблагодарив хозяев, ушел.

Выходя из дома, он испытывал недовольство и досаду. По отдельности муж и жена были вполне приятными людьми, но когда он видел их вместе, то чувствовал неловкость. Что же до пса, любителя удирать из дома и шарить по помойкам, пока все сходилось. Но на сегодня Луи был сыт собаками по горло. Он разыскал единственную гостиницу в городке – новый отель, достаточно вместительный, чтобы летом принимать туристов. Насколько он успел заметить, в Пор-Николя не было пляжей, сплошь илистые берега и неприступные скалы.

Он наскоро поужинал в отеле, заплатил за номер и заперся в нем. На тумбочке нашлось несколько буклетов и проспект с полезными адресами. Проспект был тоненький, и Луи заставил себя его прочесть: морепродукты, мэрия, антикварная торговля, снаряжение для подводного плавания, центр талассотерапии, культурная программа, фотография церкви, фотография новых уличных фонарей. Луи зевнул. Его детство прошло в деревушке в Шере, и провинциальная жизнь вовсе не казалась ему скучной – он заскучал, читая проспект. Он задержался на фотографии персонала центра талассотерапии. Встал и поднес ее к лампе. Женщина в центре, жена хозяина, проклятье!

Он лег на кровать, положив руки под голову. Улыбнулся. Ну что ж, если она вышла замуж за вот это, если ради этого ушла от него – то тут она просчиталась. Конечно, он и сам не подарок. Но этот хмурый тип с низким лбом и ежиком темных волос на макушке, втиснутый в квадрат фотографии, – тут она определенно просчиталась. Да, но что ранило бы его сильнее? Обнаружить ее в постели с красавцем или с денежным мешком? Это еще вопрос.

Луи снял трубку и позвонил в бункер:

– Марта, я тебя разбудил, старушка?

– Какое там… Сижу, кроссворд гадаю.

– Я тоже. Полина вышла замуж за местного богача, директора центра талассотерапии. Представляешь, как она должна подыхать со скуки. Я тебе вышлю их семейное фото, посмеешься.

– Центра чего?

– Талассотерапии. Завод, где выкачивают из людей денежки, обмазывая их водорослями, рыбьим жиром, йодистой грязью и прочей дрянью. То же, что морские ванны, только в сто раз дороже.

– Неглупо придумано. Как твоя собака?

– Я ее нашел. Отвратительный пес, полная пасть зубов, но хозяин симпатичный, правда, не пойму, что за оргии он устраивает у себя в подвале, надо бы взглянуть. Жена у него слегка странная. Приветливая, но заторможенная, словно неживая. Как будто постоянно себя зажимает.

– Слушай, раз уж позвонил, назови реку в России из трех букв.

– Обь, Марта, сколько можно повторять, – вздохнул Луи. – Сделай на руке наколку и не говори мне больше об этом.

– Спасибо, Людвиг, целую. Ты ужинал? Да? Ну тогда целую, и если нужно чего узнать, не стесняйся. Ты же знаешь, я мужиков насквозь вижу и…

– Хорошо, Марта. Напиши «Обь», спи спокойно и одним глазком стереги архив.

Луи положил трубку и решил немедленно увидеть подвал Лионеля Севрана. Туда можно было попасть снаружи, он заметил это, когда выходил из дома, а замки Луи не смущали, разве что замки с трехточечной фиксацией – с этими много возни, нужны тяжелые инструменты и спокойная обстановка.

Через четверть часа он уже шел по улице. Было начало двенадцатого, кругом темно, все спали. Подвал оказался закрыт на замок и задвижку, которые отняли немало времени. Из-за собаки он работал бесшумно. Если под одеялом пряталась женщина, то она крепко спала. Но Луи начал сомневаться, что речь шла о женщине. Или он ничего не смыслит в женщинах, ни в той, что в подвале, ни в жене хозяина наверху, а тогда какой он к черту мужик! Да, но что же еще там могло быть? Севраны говорили об этом без обиняков. И все-таки было в этом что-то дикое, а дикости Луи не устраивали.

Дверь поддалась, Луи спустился на несколько ступеней и тихонько закрыл ее за собой. Среди невообразимого беспорядка возвышался большой верстак, а на нем – что-то темное, укутанное одеялом. Луи пощупал, приподнял одеяло, посмотрел и кивнул. Недоразумение. Он терпеть не мог недоразумения, зловредные, если не злокозненные, и подумал, не нарочно ли Лина Севран ввела его в заблуждение.

Под одеялом пряталась старинная пишущая машинка – начала века, если он хоть что-нибудь в этом смыслит. И в самом деле, как говорила Лина, она оказалась большой, тяжелой, как корова, и нуждалась в основательной чистке. Луи осветил фонариком святая святых Лионеля Севрана. На этажерках, на полу, на стеллажах – всюду стояли десятки старых пишущих машинок, а также части фонографов, граммофонные трубы, старые телефонные аппараты, сушилки для волос, вентиляторы, груды запчастей, винтиков, кронштейнов, клапанов, куски бакелита и тому подобное. Луи вернулся к верстаку. Вот, значит, что за «новенькую» подобрал Севран. А его самого приняли за любителя машинок, это ясно, и раз супруги встретили его как ни в чем не бывало, значит, привыкли к частым визитам коллекционеров. Вероятно, Севран был заметной фигурой на рынке антиквариата, если к нему приезжали сюда, на самый край Бретани.