Лорел Гамильтон - Цирк проклятых

– Но? – спросил Дольф.

Быстро он схватывает.

– Но я думаю, что все раны нанесены разными вампирами.

– Вампиры не охотятся стаями.

– Обычно они одинокие охотники, но не всегда.

– Что заставляет их охотиться стаями? – задал он вопрос.

– Мне встречались только две причины: первая – когда один из них новоумерший, и вампир постарше учит его азам, но это дало бы нам всего две пары клыков, а не пять. Вторая – когда их контролирует Мастер вампиров, а он дичает.

– Подробнее.

– У Мастера вампиров власть над своим стадом почти абсолютная. Некоторые Мастера используют групповые убийства для сплочения стаи, но они не стали бы тащить тело сюда. Они бы его спрятали, где полиция никогда его не найдет.

– Но вот оно, тело, – сказал Зебровски, – прямо на виду.

– Именно. И так бросить тело мог бы только обезумевший Мастер. Почти ни один Мастер, даже до того, как вампиров легализовали, не стал бы афишировать такое убийство. Это привлекает внимание, и обычно у этого внимания в одной руке осиновый кол, а в другой – крест. И даже теперь, если мы выследим вампиров, которые это сделали, сможем получить ордер на их ликвидацию. – Я покачала головой. – Такое зверское убийство для бизнеса плохо, а про вампиров можно много разного сказать, но в непрактичности их не обвинишь. Нельзя оставаться в живых и прятаться столетиями, если не будешь благоразумен и безжалостен.

– А безжалостным почему? – спросил Дольф.

Я уставилась на него:

– Из самых практичных соображений. Кто бы тебя ни обнаружил, ты его убиваешь или делаешь одним из своих... детей. Чисто деловые соображения, Дольф, ничего другого.

– Как мафия, – сказал Зебровски.

– Ага.

– А что, если они впали в панику? – спросил Зебровски. – Дело-то было перед самым рассветом.

– Когда женщина нашла тело?

Дольф заглянул в блокнот:

– Пять тридцать.

– Еще несколько часов до рассвета. Не с чего было паниковать.

– Если мы имеем дело с обезумевшим Мастером вампиров, что точно это значит?

– Это значит еще несколько убийств в ближайшее время. На прокорм пяти вампиров кровь может быть нужна каждую ночь.

– Каждую ночь свежий труп? – недоверчиво спросил Зебровски.

Я просто кивнула.

– О Боже, – сказал он.

– Именно, – согласилась я.

Дольф молчал, глядя на покойника.

– И что мы можем сделать?

– Я могла бы поднять этот труп как зомби.

– Я думал, жертву нападения вампира нельзя поднять как зомби, – сказал Дольф.

– Если труп собирается восстать вампиром, то нельзя. – Я пожала плечами. – То, что создает вампира, мешает поднятию. Тело, которое настроено восстать вампиром, мне не поднять.

– Но этот не восстанет, – сказал Дольф, – и потому ты можешь его поднять.

Я кивнула.

– А почему эта жертва вампира не восстанет?

– Его убил не один вампир, он погиб в массовом жоре. Чтобы труп восстал вампиром, на нем должен кормиться только один вампир в течение нескольких дней. Три укуса ведут к смерти, и вот вам новый вампир. Если бы возвращались все жертвы вампиров, мы бы утонули в кровососах.

– А эту жертву можно поднять в виде зомби? – утвердительно спросил Дольф.

Я кивнула.

– И когда ты сможешь провести анимацию?

– Через три ночи после этой, точнее, через две. Эта тоже считается.

– В какое время?

– Надо посмотреть, какое у меня расписание на работе. Позвоню и скажу тебе.

– Вот так просто поднять жертву убийства и спросить, кто его убил. Мне это нравится, – улыбнулся Зебровски.

– Не так все просто; – ответила я. – Ты же знаешь, как путаются в показаниях свидетели насильственных преступлений. Из показаний троих свидетелей одного и того же преступления ты получишь три разных роста и цвета волос.

– Это да, свидетельские показания – это кошмар.

– Продолжай, Анита, – сказал Дольф. В подтексте ясно читалось: “Зебровски, заткнись”. Зебровски заткнулся.

– Человек, павший жертвой насильственного преступления, путается еще больше. Напуганы они до смерти и часто очень неясно помнят.

– Но они же... – начал выведенный из себя Зебровски.

– Зебровски, дай ей закончить.

Зебровски показал жестами, что запирает рот на замок и выбрасывает ключ. Дольф нахмурился. Я закашлялась, чтобы скрыть улыбку. Не следует поощрять Зебровски.

– В общем, я могу поднять эту жертву из мертвых, но он может не дать тебе той информации, которой ты ждешь. Воспоминания, которые мы получим, будут путанные и болезненные, но могут сузить круг поиска до того Мастера, который вел группу.

– Поясни, – сказал Дольф.

– В настоящий момент в Сент-Луисе, как предполагается, есть два Мастера. Малкольм, Билли Грэм среди нежити, и Мастер города. Всегда есть возможность, что появился новый Мастер, но Мастер города должен быть способен это контролировать.

– Мы возьмем на себя главу Церкви Вечной Жизни, – сказал Дольф.

– Я навещу Мастера, – сказала я.

– Возьми одного из нас для поддержки.

Я покачала головой:

– Не могу. Если он узнает, что я сообщила копам, кто он, убьет нас обоих.

– А насколько это для тебя опасно? – спросил Дольф.

Что я должна была сказать? Очень? Или сообщить им, что Мастер ко мне неровно дышит, так что все будет в порядке?

– Все будет нормально.

Он смотрел на меня очень серьезными глазами.

– А, кроме того, какой у нас выбор? – Я показала на труп. – У нас будет каждую ночь по такому, пока мы не найдем вампиров, которые это делают. Кто-то из нас должен говорить с Мастером. С полицией он говорить не будет, а со мной будет.

Дольф глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Кивнул. Он знал, что я права.

– Когда ты сможешь это сделать?

– Завтра ночью, если смогу уговорить Берта передать кому-нибудь мою работу по зомби.

– Ты так уверена, что Мастер будет с тобой говорить?

– Ага.

С Жан-Клодом трудность была не в том, чтобы его найти, а в том, чтобы ему не попадаться. Но Дольф этого не знал, а если бы знал, то настоял бы на том, чтобы пойти со мной. И нас убили бы обоих.

– Тогда давай, – сказал он. – И дай мне знать, что найдешь.

– Обязательно, – ответила я. И встала, глядя на него поверх обескровленного трупа.

– Поглядывай, что у тебя за спиной, – сказал он.

– Непременно.

– Если Мастер тебя съест, оставишь мне в наследство этот комбинезончик? – спросил Зебровски.

– Купи себе свой, дешевка и скупердяй!

– Я бы хотел тот, что облегал когда-то твое желанное тело.

– Отлипни, Зебровски. Я в паровозики не играю.

– При чем тут вообще железная дорога, черт побери? – спросил Дольф.

Мы с Зебровски переглянулись, захихикали и не могли остановиться. Меня мог извинить недосып. Я была на ногах четырнадцать часов подряд, поднимала мертвых и разговаривала с правыми фанатиками. И вполне заработала право на истерический смех. Какое оправдание мог найти себе Зебровски – понятия не имею.