Лорел Гамильтон - Кафе лунатиков

Я не знала, что сказать, как уже начала привыкать за последнее время.

– Наверное, это должны быть новости Ричарда.

– А он сказал, что это тебе решать и что он не может об этом говорить. Ты теперь заявляешь, что это его дело, и ты не можешь об этом говорить. Мне бы хотелось, чтобы хоть кто-то из вас меня просветил.

Я открыла рот, закрыла его и вздохнула. У меня были вопросы, на которые требовались ответы, но Луи был другом Ричарда еще до того, как стал моим другом. Лояльность, верность и так далее. Но кого же мне еще спрашивать? Ирвинга? У него и так достаточно неприятностей с Ричардом.

– Я слышала, как Ричард и Рафаэль говорили о контроле над своим зверем. Это значит – над изменением?

Он кивнул:

– Да. – И посмотрел на меня, сощурив глаза. – Если ты слышала, как Ричард об этом говорит, значит, ты видела его на грани изменения. Что случилось этой ночью?

– Если Ричард тебе не сказал, Луи, я думаю, что не имею права говорить.

– Ходят слухи, что ты убила Альфреда. Это правда?

– Да.

Он поглядел на меня, будто ждал продолжения, потом пожал плечами.

– Райне это не понравится.

– Маркус тоже не выразил большого удовольствия.

– Но он не набросится на тебя в темном переулке. А она – вполне.

– Почему Ричард мне этого не сказал?

– Ричард – один из моих лучших друзей. Он верен, честен, щепетилен – вроде как самый мохнатый бойскаут в мире. Если у него и есть недостаток – так это то, что от других он ожидает верности, честности и щепетильности.

– Но ведь после того, что он видел от Маркуса и Райны, он не может считать их порядочными... людьми, или кем там еще?

– Он знает об их непорядочности, но ему трудно считать их полностью на стороне зла. Что ни говори и ни делай, а в сухом остатке Маркус для него – альфа. Ричард уважает авторитеты. Он много месяцев пытался достичь с Маркусом чего-то вроде компромисса. Убивать его он не хочет. У Маркуса по отношению к Ричарду подобных комплексов нет.

– Ирвинг мне говорил, что Ричард победил Маркуса и мог его убить, но не сделал этого. Это правда?

– Боюсь, что так.

– Вот блин!

– Именно. Я говорил Ричарду, что это надо было сделать, но он никогда никого не убивал. Он верит, что любая жизнь бесценна.

– И так оно и есть, – сказала я.

– Некоторые жизни бесценнее других, – возразил Луи.

– Ага, – кивнула я.

– Ричард этой ночью показал тебе изменение?

– Господи, до чего же ты упорен!

– Ты говорила, что это одно из лучших моих качеств.

– Ничего особенного.

Это было как допрос у Ронни. Она тоже никогда не отстает.

– Он для тебя перекидывался?

– Что-то вроде.

– И ты это не смогла выдержать. – Это была констатация факта.

– Я не знаю, Луи. Не знаю.

– Лучше это выяснить сейчас, – сказал он.

– Я тоже так думаю.

– Ты его любишь?

– Не твое собачье дело.

– Я люблю Ричарда, как брата. Если ты хочешь нарезать ему сердце ломтиками и выложить на тарелку, я хотел бы знать об этом сейчас. Если ты его бросишь, помогать собирать куски придется мне.

– Я не хочу делать Ричарду больно, – сказала я.

– Я тебе верю.

Он смотрел на меня с выражением бесконечного спокойствия, будто готов всю ночь ждать моего ответа на свой вопрос. Терпения у него было куда больше, чем у меня.

– Да, я его люблю. Доволен?

– Достаточно ли ты его любишь, чтобы воспринять и мохнатую его сущность?

Глаза его смотрели так, будто прожигали дыру мне в сердце.

– Не знаю. Будь он человеком...

– Будь он человеком, ты могла бы выйти за него замуж?

– Могла бы, – сказала я. Но на самом деле никаких “могла бы” не было. Будь Ричард человеком, я уже сейчас была бы счастливой невестой. Конечно, был один мужчина, который тоже не был человеком и который какое-то время пытался за мной ухаживать. Жан-Клод сказал, что Ричард ничуть не больше человек, чем он сам. Я ему не поверила, но сейчас начинала верить. Кажется, я должна извиниться перед Жан-Клодом. Хотя ему я никогда в этом не признаюсь.

– Ко мне на работу вчера приходила писательница, Эльвира Дрю. Она пишет книгу об оборотнях. С виду она человек честный, и это обещает хорошую прессу.

– Звучит хорошо, – сказал он. – А с какого боку здесь я?

– Догадайся.

– Ей не хватает интервью с крысолюдом.

– В точку.

– Я не могу позволить себе раскрыться, Анита. Ты это знаешь.

– Не обязательно ты. Не найдется ли среди вас кого-то, кто хотел бы с ней встретиться?

– Я поспрашиваю.

– Спасибо, Луи.

Он встал и протянул мне руку. Его пожатие было твердым, но не сильным – как раз каким надо. Мне подумалось, насколько он на самом деле быстр и насколько легко ему было бы раздавить мне руку в кашу. Наверное, это отразилось у меня на лице, потому что он сказал:

– Может быть, тебе захочется перестать встречаться с Ричардом, пока ты сама во всем не разберешься.

– Да, может быть, – кивнула я.

Секунду мы простояли в молчании. Кажется, больше говорить было нечего, и я ушла. У меня начисто кончились хорошие реплики на уход или хотя бы веселые шутки. Только-только стемнело, и я была чертовски усталой. Настолько, чтобы добраться до дома, заползти в кровать и спрятаться под одеялом. Но вместо этого я поехала в “Кафе лунатиков”. Мне хотелось уговорить Маркуса разрешить мне поговорить с полицией. Восемь пропавших оборотней, один погибший человек. Это не обязательно должно было быть связано, но если убийство – работа вервольфа, то Маркус может знать, кто это, или Райна может знать. А скажут ли они мне? Может, да, а может, нет, но спросить я должна. Они охотнее скажут правду мне, чем полиции. Забавно, как все монстры хотят говорить со мной, а не с полицией. Можно даже задуматься, почему монстрам так со мной удобно.

Ладно, я сама поднимаю зомби и убиваю вампиров. Мне ли камнями бросаться?

По тротуару кампуса я шла к своей машине – от одного круга света до другого. Туман от моего дыхания клубился в свете фонарей. Ночь у меня была выходной, и потому я была одета во все черное. Берт запрещал надевать черное на работу: он говорил, что это создает неверное впечатление – слишком резкое, ассоциирующее с черной злой магией. Если бы он хоть что-то читал, то знал бы, что в ритуалах зла используется красный, белый и куча других цветов. Запретить только черный – это с его стороны было очень по-англосаксонски.

Черные джинсы, черные найковские кроссовки с синей отделкой, черный свитер и черное пальто. Даже пистолеты и кобуры черные. Этой ночью я была чертовски одноцветной. Еще на мне было серебро, но оно было спрятано под свитером – крест и ножи на каждом предплечье. И направлялась я в “Кафе лунатиков”. И собиралась уговорить Маркуса позволить мне поделиться информацией с полицейскими. Восьми ликантропам, даже таким как Пегги Смитц, опасающимся раскрытия своей тайны, плохая пресса уже не могла ничем повредить. Они мертвы – другой версии нет. Иначе быть не может – никто так долго не удержит восемь ликантропов против их воли. Живыми – нет.