Полина Дашкова - Чувство реальности. Том 2

– Вы очень хорошо говорите по-английски, – похвалила она Минерву, – а Григорий Игоревич знает язык?

– Нет. Он только русский знает.

– О, тогда вы поможете нам побеседовать?

– Конечно, конечно, никаких проблем.

Минерву звали Лиза. Она принесла Маше чай, поставила перед ней вазочку с конфетами. “Трюфели”, “Стратосфера”, “Мишка на севере”. Маша рассказала, что такие конфеты продаются в Нью-Йорке только в русском районе, на Брайтон-Бич, и они вкуснее швейцарского шоколада. Но лучше их вообще не пробовать. Стоит начать, остановиться невозможно. Потом приходится бегать на час больше обычного или потеть на тренажерах.

Чем дольше они болтали, тем отчетливей Маша вспоминала одно из последних наставлений Макмерфи: “Не трать сил и подарков на секретаршу, никакой серьезной информацией она владеть не может. Он их меняет не реже раза в месяц. С каждой спит. Томас рассказывал, что первое время удивлялся, почему секретарша Хавченко так часто красит волосы в разные цвета, а потом понял, что это разные девушки, просто они похожи друг на друга, как родные сестры. Хавченко выбирает все время один тип. Не старше двадцати пяти, не ниже ста восьмидесяти, обязательно модельная внешность, ноги от ушей. В принципе мог бы и не менять их, остановиться на какой-нибудь одной. Но, во-первых, в этом непостоянстве для него есть определенный шик, а во-вторых, он панически боится любой, самой примитивной человеческой привязанности”.

Наконец двери кабинета распахнулись, и оттуда вышел маленький сутулый старик. Черные кожаные брючки плотно обтягивали его тощие ляжки, от колена расходился широкий “клеш”. Сверху замысловатый радужный свитер ручной вязки. Грязно-седые жидкие космы были расчесаны на косой пробор и собраны в хвостик. Лицо украшали крошечная треугольная бородка и очки в тонкой оправе с круглыми стеклами цвета желчи. За ним маячила крупная мужская фигура в небесно-голубом костюме.

– Счастливо, Гришуня, рад был тебя повидать, значит, мы обо всем договорились, – произнес старик звучным басом, и Маша удивилась, как такой объемный, мощный голос мог уместиться в таком хлипком тельце.

– Будь здоров, Лева, береги себя, – ответил хриплый тенор хозяина кабинета.

Оба прошествовали через приемную, на пороге троекратно расцеловались. На обратном пути Хавченко притормозил у кресла, в котором сидела Маша, ощупал ее прозрачным выпуклым взглядом и небрежно кивнул:

– Ты ко мне? Заходи!

Секретарша поднялась вместе Машей, шагнула к хозяину и что-то прошептала ему на ухо.

– А? Ну ведь кое-как говорит? Или совсем не может? – громко уточнил Хавченко, глядя на Машу.

– О, йес, говорьит, но очьен плехо, – Маша растерянно заулыбалась. – Я просьиль ваш Лиз помочь, переводьит, иф посибль.

– Ничего, мы с тобой как-нибудь сами, Лиза пусть на своем месте сидит, – Хавченко довольно бесцеремонно хлопнул Машу по спине. – Заходи!

Кабинет был обставлен еще роскошней, чем приемная. С потолка свисала гигантская хрустальная люстра, на стенах теснились картины в толстых золоченых рамах, отличить подлинники от дорогих отличных копий мог бы лишь специалист. Айвазовский и Репин вплотную соседствовали не только с Малевичем и Дали, но и с какой-то лубочной мазней, в основном эротического содержания. Вот это уж точно были подлинники. На каждом третьем полотне извивались голые тела, мужские и женские, в самых разнообразных позах. В глубине, за гигантским аквариумом, угадывался низкий широкий диван.

– Садись, не стесняйся. Как тебя там? – сказал хозяин, опускаясь в кресло у письменного стола.

– Мьенья зовут Мери Григ, – Маша присела на край стула, – я очень рад с вами знакомиться, Григорий Игоревич, – его имя она выговорила с особенным старанием и сопроводила широкой улыбкой. Он в ответ едва растянул губы и покрутил бриллиантовый перстень на жирном коротком пальце.

– Мэри? Это по-русски" значит Машка, что ли? Какие проблемы у тебя, Машка? Поселили нормально? – Хавченко развалился в кресле, достал из коробки толстую сигару, отломил кончик, щелкнул золотой зажигалкой.

Безбожно коверкая русский язык. Маша рассказала, что проблем пока никаких нет, друг ее родителей из американского посольства снял для нее удобную квартиру. Мистер Хоган просил передать большой привет. Он очень сожалеет о несчастье, которое случилось с Викторией Кравцовой, и надеется, что это никак не отразится на дальнейшем сотрудничестве. Она нарочно не стала упоминать Томаса Бриттена, чтобы не усугублять напряжения, которое и без того уже висело в воздухе.

– Ну, а от меня чего требуется? – нетерпеливо спросил Хавченко.

– О, совсем ничего! – радостно, широко улыбнулась Маша. – Просто мистер Хоган просил обязательно зайти к вам, чтобы познакомиться. Он сказал, вы очень влиятельный и интересный человек.

– Да, это он правильно сказал. Важней меня тут никого нет! – Хавченко окинул прозрачным взглядом свой кабинет и надул щеки. – И насчет интересного – точно. Про мою личность и про мою жизнь книжки пишут и будут кино снимать.

Сквозь слои сигарного дыма она пыталась поймать хоть какое-то осмысленное выражение в глазах Хавченко, но ничего, кроме тупой важности, не заметила. Он был похож на огромного жирного младенца. Грушевидное лицо, сплюснутое у висков и широкое книзу, короткая шея, выпуклые круглые глаза цвета рыжего бутылочного стекла, крошечный аккуратный носик, маленький рот с красными мокрыми губами, прозрачный белесый пух на черепе. Кожа гладкая, молочно-белая, на щеках нежный румянец. И руки у него были младенческие, пухлые, словно перетянутые резиночками. На запястьях гигантские золотые часы с бриллиантами, на пальцах перстни, на ногтях маникюр, слой прозрачного блестящего лака.

– Мистер Хоган также сказал, что вы очень хорошо разбираетесь в своем бизнесе, в психологии, менеджменте. У вас в России все сейчас так сложно, особенно на стыке политики и средств массовой информации. Вашим оценкам можно полностью доверять, – продолжала Маша, незаметно смягчая свой акцент, – скажите, что для вас главное в политическом пиаре, личность или технологии?

Он несколько минут смотрел на нее и моргал. Маша испугалась, что он не понял вопроса, и открыла рот, чтобы сформулировать как-нибудь проще, однако он не дал ей заговорить и произнес, надув щеки:

– Важней всего бабки. Если есть бабки, я тебе что угодно пропиарю.

– То есть самое главное – деньги и личность руководителя пресс-службы, – осторожно уточнила Маша. – Как вы объясняете не слишком высокий рейтинг партии “Свобода выбора” на последних выборах? В чем, по-вашему, проблема?

– Да в Рязанцеве проблема, в чем же еще? – тихо рявкнул Хавченко и добавил, перегнувшись через стол: