Джон Харт - Вниз по реке

Едва я закрыл глаза, как комната перекосилась. Я словно взмыл вверх, поплыл, а потом все вдруг разом рассыпалось в пыль, и я окончательно отключился, оказавшись вне места и времени, будто никогда и не возвращался.

Проснулся я со сдавленным звуком в горле. Перед глазами по-прежнему стояла все та же картинка – кровь на стене, темным полумесяцем протянувшаяся к полу. Услышал глухие удары, не понимая, где я, и дико оглядел полутемную комнату. Тоненький ковер вздыбился под ножками видавшего виды кресла. Из-под края занавески на пол падала узенькая полоска слабого света. Стук прекратился.

Кто-то стоял у двери.

– Кто там? – хрипло спросил я.

– Зебьюлон Фэйт!

Это был отец Дэнни, вспыльчивый и узколобый тип, способный со знанием дела просветить окружающих разве что по части двух вещей: как выглядит изнанка окружной тюрьмы и каким образом лучше всего задать трепку своему собственному великовозрастному сыну.

– Секундочку! – выкрикнул я.

– Надо поговорить!

– Обождите.

Я подошел к раковине и поплескал в лицо водой, заталкивая кошмарный сон обратно в самую глубину головы. В зеркале я выглядел совершенно измотанным, старше своих двадцати восьми лет. На ходу вытираясь полотенцем и чувствуя, как по жилам побежала кровь, двинулся в двери и распахнул ее. Солнце низко повисло над горизонтом. Дело к вечеру. Раздраженная физиономия старика вся так и пылала.

– Здрасьте, мистер Фэйт. Давненько не виделись.

Он практически не изменился – может, разве что малость пообтесался, – но производил все столь же неприятное впечатление. Одуревшие, словно после многодневной пьянки, глаза двинулись по моему лицу, губы под унылыми бесцветными усами ехидно скривились. От этого подобия улыбки по спине у меня пробежали мурашки.

– А ты все такой же, – объявил он. – Я-то думал, время возьмет свое, подпортит малость твою смазливую мордашку…

Я проглотил отвращение.

– Я искал Дэнни.

Его следующие слова соскользнули с его губ медленно, с намеренной растяжечкой.

– Когда Мэнни сообщил, что тут Адам Чейз, то я ему просто не поверил! Сказал ему, что ни в коем разе Адам Чейз тут не остановился бы. Только не при том здоровенном особняке на реке, полном всякой родни. Не при всех этих чейзовских деньгах! Но жизнь не стоит на месте, насколько я понимаю, и вот ты в итоге здесь. – Он опустил подбородок, и меня обдало вонью из его рта. – Вот уж не думал, что у тебя хватит пороху вернуться…

Я с трудом удержал внезапно вспыхнувшую злость в рамках:

– А что, место ничуть не хуже любого другого.

Старик злобно хохотнул:

– Это место – натуральная дыра. Оно высасывает из меня жизнь.

– Вам видней.

– Так что, с папаней приехал побалакать? – спросил он, с внезапным блеском в глазах.

– Да, планирую повидаться с ним.

– Я не в этом смысле… Ты здесь, чтобы просто поболтать с ним? Это я к тому, что пять лет назад ты в округе Роуан кем-то вроде наследного принца считался… – Презрительная усмешка. – А потом с тобой приключилась маленькая неприятность, и вот раз – и нет тебя. Насколько я понимаю, с тех пор ты так сюда и не возвращался. Должна быть какая-то причина после столь долгого отсутствия, и вразумить этого надменного, упрямого сукина сына – лучшая из тех, что приходят мне на ум.

– Если у вас есть что сказать, мистер Фэйт, то почему бы вам просто не сказать это прямо?

Он подступил ближе, неся с собой запах застарелого пота. Его глаза над носом пьяницы приобрели жесткий стальной оттенок, а голос визгливо поднялся:

– Только не умничай со мной, Адам! Я-то помню тебя таким же тупоголовым придурком, как и мой собственный сыночек, Дэнни, – у вас обоих не хватило бы мозгов, чтобы просто выкопать яму в земле, даже если б вам дали лопату! Я-то видел, как ты буха́ешь без просыпу, видел, как ты валяешься с разбитой в кровь мордой на полу в баре! – Он перевел взгляд с моих ног на мое лицо. – Теперь у тебя шикарная тачка, и несет от тебя большим городом, но выглядишь ты ничуть не лучше любого другого. Только не для меня. Можешь заодно передать это и своему старику. Передай ему, что скоро он останется и вовсе без друзей!

– Не думаю, что мне нравится ваш тон.

– Я пытался быть вежливым, но вы никогда не изменитесь – вы, Чейзы! Думаете, что раз уж у вас все эти земли, а ваши предки засели в этом округе чуть ли не с сотворения мира, так вы намного лучше всех остальных? Ничто из этого не означает, что вы лучше меня! Или лучше моего парнишки.

– Я никогда не говорил, что я лучше.

Старик кивнул, и его голос задрожал от раздражения и злости:

– Передай своему папаше, что ему давно пора засунуть свой чертов эгоизм себе в жопу и подумать и об остальных людях в этом округе! И это не только я так говорю. Куча людей здесь уже сыта по горло. Передай ему это от меня.

– Хватит уже! – сказал я, подступая ближе.

Ему это не понравилось, и его руки сжались в кулаки.

– Не говори со мной в таком тоне, щенок!

Что-то горячее вспыхнуло у него в глазах, и я почувствовал, как где-то внутри меня опять вскипает гнев – воспоминания нахлынули обратно. Вновь припомнились мелочность и презрительное самодурство старика, его скорые на расправу руки, когда его сын делал какую-то невинную ошибку.

– Вот что вам скажу, – медленно произнес я. – Почему бы вам самому не пойти в жопу?

Я подступил еще ближе, и как ни высок был старик, я все равно возвышался над ним. Его глаза заметались вправо-влево, когда он увидел закипающий во мне гнев. Мы с его сыном действительно давали джазу в родном округе, но, несмотря на то, что он только что сказал, не так-то уж часто я оказывался с разбитой в кровь мордой на полу какого-нибудь бара.

– Дела моего отца вас не касаются. Никогда не касались и никогда не будут. Если у вас есть что сказать, предлагаю вам сказать это ему прямо в лицо.

Фэйт попятился, и я последовал за ним в плавящийся от жары воздух. Он продолжал держать руки на весу, нацелив взгляд на меня, и его голос звучал резко и жестко:

– Вещи меняются, парень. Мельчают понемногу, а потом им и вовсе наступает конец. Даже в округе Роуан. Даже у чертовых Чейзов!

И он тут же ушел, быстро двигаясь вдоль облупленных дверей своей придорожной империи. Дважды оглянулся назад, и на его топорной физиономии я увидел коварство и страх. Он показал мне средний палец, и я спросил себя, далеко уже не впервые, не было ли возвращение домой большой ошибкой.

Я проследил, как старик скрывается в своей конторе, а потом зашел обратно в номер, чтобы смыть с себя его вонь.

Понадобилось десять минут, чтобы принять душ, побриться и переодеться в чистое. Едва я переступил порог, выходя на улицу, как горячий воздух плотно принял меня в свои объятия, словно расплавленный воск. Солнце уже придавливало деревья на противоположной стороне дороги, мягким бесформенным комком расплющиваясь о мир. Я закрыл и запер за собой дверь, а когда опять повернулся, то почти одновременно заметил две вещи. Зебьюлон Фэйт стоял, прислонившись к стене конторы мотеля и скрестив руки на груди. Рядом ошивались еще два каких-то жлоба чуть постарше меня – с широкими плечами и откровенно ехидными улыбочками. Это было первое, что я заметил. Вторым была моя машина. Вернее, большие буквы, глубоко выцарапанные на пыльном капоте.