Александр Ольбик - Президент

Мороз поднялся с места и, вытащив из стола видеокассету, подошел к стоящей в углу на небольшом столике видео-паре… Вставив в гнездо кассету стал ждать. Это была оперативная съемка, сделанная в аэропорту, после анонимного звонка.

Пошли первые кадры: общий план здания аэропорта, двери, из которых появляется двое в форме гражданской авиации — мужчина и женщина. Затем камера съезжает на стоянку машин и — газон, где раскинулся настоящий табор из пассажиров и персонала аэропорта. И тут оператор потрудился как следует: методически, метр за метром, лицо за лицом, он заснял все и вся, что присутствовало на тот момент на поле.

— Стоп! — воскликнул Акимов, — можно немного прокрутить назад?

— Я его тоже увидел, — майор нажал на кнопку пультика и кассета крутанулась в обратную сторону. — Вот он, голубчик… — Кадр застыл на месте…

На газоне, возле поваленного велосипеда полулежал мужчина в черной бейсболке, из-под козырька которой смотрели внимательные глаза. Тут же рядом с ним лежала пачка «примы» , накрытая газовой зажигалкой.

— Как ты думаешь, Слава, что он тут делает? Явно не пассажир, ибо в самолет с велосипедом не сажают и не из персонала, опять же велосипед…

— Но приметы один к одному, даже цвет брюк и крылья никелированные… Видите, как на солнце блестят? Да и окурок, который я подобрал на берегу, тоже «прима»…

Мороз не спуская глаз с экрана. С конца его сигареты упала длинная колбаска пепла, но он этого даже не заметил. Сказал:

— Вот он мобильный анонимщик, который поднял на уши весь город. Минуточку, я сейчас…

Майор вернулся к столу и через селектор попросил зайти следователя, занимающегося этим делом.

В кабинет вошел еще молодой человек в гражданской одежде. Капитан Владимир Вронский. В Управлении его называли «князем» , возможно, за его фамилию.

— Володя, обратился к нему Мороз, тебе этот кадр ничего не говорит?

Вронский изучающе смотрел на велосипедиста и чем дольше он смотрел, тем ближе склонялся к телевизору.

— Дворник, работающий на Центральном вокзале, пояснил нашему оперативнику, что никого подозрительного, кроме безобидного велосипедиста, возле телефонов-автоматов он не заметил… Возможно, совпадение…

— Вот так безобидный, — тихо сказал Мороз, — совсем безобидный… Но мы не знаем, что он в аэропорту делал: или ждал кого-то, или любовался делом своих рук…

— Точнее — делом своего языка, — сказал Вронский. — Я дам задание оперуполномоченным, чтобы этого молодца во что бы то ни стало найти…

И Мороз преподнес сюрприз следователю: рассказал о донесении Акимова.

— Идем, Слава, ко мне, сниму с тебя показания, — обратился Вронский к Акимову и вместе с ним вышел из кабинета.

Мороз тут же позвонил в УФСБ, полковнику Гордееву. У них была договоренность сообщать друг другу о всех вновь открывшихся обстоятельствах расследовавшегося дела о терроризме.

Бывшая автобаза находилась в нескольких километрах от окраины Воронежа и Воропаеву пришлось до автобусной остановки идти пешком. Чтобы не привлекать внимания, он надел на себя старую фуфайку, резиновые сапоги, а на голову — потраченную молью шерстяную кепку. В руках у него была авоська с демонстративно торчащими из нее горлышками бутылок. Ну, шагает себе человек, возможно, с дикого бодуна, идет сдавать стеклотару и нет до него никому никакого дела. Однако всю дорогу он присматривался к местности, особенно к открытым пространствам — не появится ли где-нибудь очертание или дымок уборочной техники… Но поля были, как назло, пустынны, словно поспевшие зерновые здесь оставлены на веки вечные и нет к ним у человека никакого интереса.

Когда он пришел на автобусную остановку, начал накрапывать мелкий дождь, и Воропаев встал под дырявую крышу давным давно неремонтированной остановки.

Подошли две женщины, тоже в фуфайках, в косынках, с цинковыми ведрами. Из разговора он понял — женщины направляются на животноводческую ферму. Когда подъехал автобус, Воропаев пропустил вперед своих попутчиц, а сам, оглянувшись и не увидев за собой слежки, забрался в пахнущий соляркой, добитый сельскими дорогами автобус. И каково же было его удивление, когда, между пятой и шестой остановками он увидел за окнами высокий забор с огромным фанерным щитом над ним: «Здесь трудится коллектив СУ-126, тел. 765430, прораб Ахтырцев П. Д.»

Воропаев сошел с автобуса и направился назад, в сторону строительного объекта. Конечно, никаких сторожей на стройке не было, он свободно прошел на территорию и слева, в глубине разворошенной площадки, увидел вагончик-времянку, где обычно получают наряды строители. Справа застыли в лени трактор «Беларусь» и два МАЗа, нагруженные кирпичами.

Теперь ему авоська мешала, могла вызвать недоверие и он засунул ее между двумя панелями, прислоненными к забору.

Постучав и не получив ответа, вошел в вагончик. Там стояла удушливая атмосфера — табачный перегар, смешанный с человеческим потом и долго не стиранными спецовками. За столом сидел человек и что-то писал в толстый журнал.

— Вы не скажете, где я могу найти Ахтырцева? — спросил он у пишущего. И тут он заметил, что у незнакомца волосы слегка курчавятся и имеют симпатичную проседь.

Не поднимая головы, человек ответил:

— Я и есть он… Привезли, наконец, цемент?

Воропаеву очень хотелось на этот вопрос ответить утвердительно, тогда бы разговор меду ними был совершенно определенный…

— Нет, я хотел бы на пару часов у вас арендовать трактор. У нас в совхозе молоковоз застрял в кювете… дожди, развезло землю…

— Неужели у вас в хозяйстве нет ни одного трактора? — Ахтырцев поднял лицо и оно выражало не то недоумение, не то презрение.

— Есть, конечно, но нас задушил лимит на горючку. Весь транспорт стоит.

— А нас, думаешь, он не душит? И кадры такие, хоть харакири себе делай… Вчера мой лучший тракторист в стельку упился, а сегодня звонит его жена и говорит, что ее Петя отравился грибами.

— Обойдемся без водителя, я сам шоферю.

— Сам же говоришь — лимит на горючку…

— Да мы это понимаем и кое-что собрали всем миром, — Воропаев, прикидываясь простачком, вытащил из кармана мятые рубли и положил на край стола. — Здесь двести, больше не можем…

— Убери, парень. свои бумажки! — Ахтырцев рукой сделал отметающий жест. — Если за каждый чих будем считаться, скоро хвост отрастет. Оставь на десять литров солярки, а остальное забирай. Выедешь через вторые ворота. Если нужен трос, спросишь у работяг…

Но поскольку Воропаев не знал, сколько стоит солярка, он вял назад десятку и, поблагодарив за помощь, направился на выход

Ахтырцев, взглянув на тикающие на стене ходики, вслед Воропаеву крикнул: