Александр Матюхин - Идеальность

— А тебе разве ничего больше не рассказывали о Лере из прошлого?

— О тебе не принято разговаривать в семье. Так, обрывками. Захотелось быть сильной и независимой? Юное бунтарство?

− Вряд ли я приукрашу, если скажу, что была тогда мелкой и наивной дурочкой. Шестнадцать лет, отрывалась по полной и вообще не думала головой. Когда папа затеял строительство домов, я ужасно разозлилась и настояла на том, что буду жить на съемной квартире в городе. Он все равно купил участок, но до сих пор ничего не построил. Пыталась поступить в музыкальное училище на бюджет, потом работала в разных местах. Потом начались проблемы с алкоголем, наркотиками и сексом. Дальше ты почти наверняка знаешь. Семейная легенда про среднюю сестру, пошедшую против традиций семьи.

Денис закончил с кашей и принялся за пончики со сгущенкой.

− Слышал официальную версию о том, как ты занялась активным саморазрушением. Пару наших встреч это подтвердили. А сейчас смотрю на тебя и гадаю, так ли это было на самом деле? Может, у вас еще одна сестра есть? Типа, близнец и все такое.

− И мы ее убили и закопали, − ухмыльнулась Лера. — Теперь моя очередь задавать вопрос.

− Погоди. Я-то не просил проверять меня на адекватность.

− Ага. Ты в семь утра пригласил девушку на завтрак, встретив её на пробежке. А жена вообще неизвестно где.

− Во-первых, ты практически моя родственница. Во-вторых, я тебя знаю уже больше пяти лет.

− Сколько же раз мы с тобой вот так вот запросто общались за это время?

Денис пожал плечами:

− Раза… два? Ты же была у нас на свадьбе?

− Нет. Я лежала в психушке. Но приглашение получила, спасибо.

− Сдаюсь. Это нехорошо. Живем в четырёх километрах друг от друга — и ни разу не общались. Так не делается.

− Тогда вот мой вопрос, − сказала лера. — А что тебе Ната про меня рассказывала?

Денис задумался.

− Ничего особенного, − ответил он. — Я уже все рассказал. Ты изгой, ушла из семьи. Мама иногда переживает, особенно на праздники, когда выпьет. Обсуждает твою умершую дочь и просит отца помириться.

— А он?

— Он у вас гордый.

Они разговаривали около часа, заказав повторно кофе и чай, потом еще чай и кофе. Пончиковая заполнилась утренними посетителями. Лера отметила, что давно не проводила время за разговорами. Её единственными собеседниками сейчас оставались мать и брат — каждый на своей волне, замкнутые внутри собственных миров.

Люди вообще странные существа. Они собираются в стаи, жить не могут в одиночестве, но при этом отчаянно желают нарастить вокруг себя скорлупу и никого не пускать внутрь. Только людям свойственно приходить в шумную забегаловку, чтобы побыть наедине с самими собой. Только люди заводят миллион знакомств в социальных сетях и закрывают аккаунты от всех, кроме самых-самых доверенных лиц. А тех, кто не стесняется быть открытым, кто разломал скорлупу — стесняются, боятся и даже презирают.

Когда они с Денисом вышли из кафе, скомкано попрощались и разошлись, Лера тут же захотела встретиться снова. И это было естественное желание.

Через несколько дней она столкнулась с Денисом на велодорожке. Не сказать, чтобы случайно. Но и не специально. Хотелось думать, что так и должно быть.

Лера остановилась, смущенно улыбнувшись, и предложила позавтракать вместе.

Денис не отказался. С тех пор он вообще никогда ни от чего не отказывался.

…Лера выплакалась минут за десять. Достала пузырек успокаивающего, высыпала три пилюли (по рецепту положено было пить одну в день, но сейчас-то какая разница?), проглотила, запив остывающим кофе. Взяла со стола пару кубиков сахара и как есть, в ночном халате и тапочках, вышла из квартиры.

В старом подъезде на всех этажах воняло мочой. Сквозь замызганные, покрытые паутиной окошки на лестничных пролетах тянуло холодом. Кто-то привязал к батарее около почтовых ящиков велосипед, и у этого велосипеда уже не было переднего колеса.

Лера вышла на улицу, под осенний ветер и накрапывающий дождь. Лето боролось с осенью, упорно отстаивая периметр. Впрочем, осталось недолго. Вокруг шумели деревья, район был хорошо засажен еще с конца прошлого века — панельные пятиэтажки летом тонули в зелени, а сейчас были завалены гниющими листьями. Через дорогу раскинулась небольшая и неухоженная парковая зона, где чуть ли не раз в месяц находили очередного окочурившегося наркомана. В этой же парковой зоне, ближе к обочине дороги, раскинулись ларьки с шаурмой, сигаретами, газетами. Лера направилась туда.

Знакомый продавец дал ей в долг пачку сигарет и зажигалку. Лера тут же закурила, прикрыв глаза от краткого удовольствия. Попыталась понять, от чего ей прямо сейчас стало вдруг лучше — таблетки подействовали или никотин заставил выбросить очередную порцию дофамина? Возможно, и то и другое.

− Я в заднице, − сказала Лера самой себе.

В кармане завибрировал телефон. Лера выудила его и увидела на экране лицо Дениса. Он улыбался на этой фотографии: уверенный, молодой, чуть небритый. В черных очках отражалась лера — если приглядеться.

Номер был рабочий. Денис не звонил ей с домашнего, а рабочий телефон не приносил домой. Он оставлял его в машине. В багажнике. В аптечной коробке. В офисном портфеле.

А где лежал телефон сейчас?

Соединение.

− Алло?

В трубке молчали.

− Алло? — переспросила Лера, чувствуя, как холодеет в затылке. — Кто это? Ответьте. Это по работе? Алло?

Связь оборвалась. Лера несколько секунд разглядывала погасший экран, на котором распустилось несколько капель дождя.

Когда она перезвонила, телефон Дениса был уже отключен.

В салоне автомобиля было душно, но зябко. Не работал кондиционер. Зато жарил подогрев сидений.

— Я сдохну где-нибудь на обочине дороги, как настоящий контркультурщик, — сказал Пашка.

Он развалился на заднем сиденье и, приоткрыв окно наполовину, курил. Судя по запаху — самокрутку с каким-то дорогим табаком. Пашка презирал сигареты (особенно электронные), точно также как презирал готовый фарш, молотый кофе и презервативы — про последнее Лера знала особенно хорошо.

Одет Пашка был в потертую камуфляжную форму, со значками на груди («За любовь и верность», «Против войны», «Панки живы!»), с выцветшей георгиевской ленточкой, приколотой к нагрудному кармашку. Пашка старательно поддерживал образ матёрого и видавшего виды мужика, того самого, который ходил на медведя с голыми руками, отлично разбирался в оружии и ориентировании на местности, сто раз перепрошел первую часть «Сталкера» и отлично подготовился к возможному апокалипсису. Образ ему шел, с оговорками.

Именно он, многолетний друг, единственный сейчас близкий человек, вытряхнул Леру из тесной коробки квартиры, уговорив съездить на похороны. Лера не хотела, да и не понимала — зачем ехать? Для чего? Но Пашка (всеведущий человек!) привел довод: вы были близкими людьми, настолько близкими, что он не простит, если не придешь. Впрочем, в загробную жизнь Пашка не верил, так что от его слов попахивало цинизмом.