Калья Рид - Разгадка [litres]

Внезапно Лахлан отстраняется. Мы оба тяжело дышим. Его руки сжимают перила.

– Мне пора. – Не знаю, говорит ли он это себе или мне. – Но обещаю, я скоро вернусь, хорошо? Я люблю тебя, – со всей страстью говорит он.

– Я тоже тебя люблю.

Он встает и идет по лестнице. Под его ногами хрустит снег. Я зарываюсь лицом в ладони. Я перебираю годы и погружаюсь в воспоминания, пока не нахожу одно, способное смягчить уход Лахлана.

Я нахожу воспоминание, от которого на моих губах играет улыбка. То, которое делает меня невосприимчивой к холоду и чувству одиночества.

Восемь лет назад

– Не могу поверить, что я позволяю ребенку зажечь спичку.

Я сосредоточилась на ракете.

– Мне двенадцать лет, Лахлан. Я не ребенок.

Он пренебрежительно фыркнул.

– Поторопись, пока ты ничего не подожгла.

В следующий момент я задула спичку в руке и расплылась в довольной улыбке.

– Не делай этого. – Он сунул руку в карман и выудил еще одну спичку. – У меня осталось всего несколько штук.

Сегодня 19 июля. Мой день рождения. Я ждала этого два года, но наконец-то собираюсь устроить фейерверк. От волнения мне не сиделось на месте. Я протянула руку и в восьмой раз попыталась поймать светлячка. И вновь потерпела неудачу. Лахлан вздохнул и через пару секунд поймал мне его. Осторожно взяв его в ладони, он вручил его мне, вложив в протянутую руку. Совсем как старший брат.

– Держи, – сказал он. – Я сделал это для тебя, чтобы ты перестала пытаться. И откуда только в тебе столько энергии? – спросил он.

– Просто мне не терпится увидеть эти яркие огоньки! – улыбнулась я и добавила: – По-моему, это лучший подарок на день рождения.

– Как отпраздновала твоя семья?

– У нас был торт и подарки.

– Это все? – нахмурился Лахлан. – И никакой вечеринки? Никто не остался у тебя ночевать? Разве у девчонок нет такой дурацкой привычки?

– Не у всех девчонок есть такая дурацкая привычка, – заявила я и поспешила сменить тему: – Уже можно запускать фейерверки?

– Наберись терпения, – поддразнил он и протянул мне спичку.

Спичку я зажгла лишь с третьего раза. Дрожащими пальцами я поднесла пламя к запальнику. Через пару секунд от шнура с шипением полетели искры. Мы отбежали прочь, но тотчас повернулись и задрали головы, любуясь нашим фейерверком.

В течение следующих пятнадцати минут мы выпустили столько фейерверков, сколько смогли. Разинув от изумления рот, я смотрела, как небо расцвечивается яркими огнями.

Я хотела запустить больше фейерверков, но Лахлан сказал «нет».

– На сегодня хватит, пока ничего не случилось. – Он сунул спички обратно в карман. – С днем рождения, малышка, – сказал он, затем повернулся и зашагал прочь.

– Эй, вернись! – крикнула я.

– Малы-ы-ышка, – протянул он. Однако повернулся ко мне. – Что тебе?

– Ты не можешь уйти.

Он посмотрел на часы.

– У меня через пятнадцать минут свидание.

Год назад Лахлан получил водительские права. Родители подарили ему черный блестящий автомобиль. Теперь он ждал его на подъездной дорожке. У Лахлана была свобода. Он мог приезжать и уезжать когда угодно. Я это ненавидела.

И вот он снова куда-то собрался. Меня душила злость.

– С кем? – спросила я.

– С одной старшеклассницей.

Я скрестила руки.

– С кем?

– С Лорой Клайн. Ты знаешь ее? Да навряд ли.

Я не знала, кто такая Лора Клайн, но она мне уже не нравилась.

– Ну, ты не можешь уйти, – заявила я.

Он нахмурился, но в его глазах все еще был озорной блеск.

– Я хочу услышать причину почему. Почему я не могу уйти?

– Потому что мне больше не с кем праздновать мой день рождения! – воскликнула я. Казалось, я вот-вот разревусь.

– А как же Лана?

Лана была моей лучшей подругой. Наши отцы работали вместе. Однажды, через неделю после моего десятого дня рождения, она пришла вместе со своим отцом. Она не стала заходить в дом, а села на ступеньки крыльца и уставилась в землю. Я села с ней рядом и радостно представилась. Она посмотрела на меня со смесью ужаса и любопытства. Я принялась грузить ее разговорами, а она все это время сидела и слушала. К концу дня она медленно начала оттаивать. Я увидела ее доброту и поняла, что она станет моей подругой. Это произошло два года назад. С тех пор мы с ней неразлучны.

– Ее здесь нет, – сказала я.

– Понятно… разве у тебя нет других подружек?

– Нет.

Он нахмурился.

– Совсем никого?

Я отвела глаза.

– Только ты.

– Тебе нужен кто-то еще, а не только я, малышка.

– Или у меня могли быть ты и Лана. Это куда лучше, чем иметь много друзей. Такая простая арифметика.

– Это как понимать?

– Моя бабушка всегда говорила мне, что лучше иметь друзей на четыре четвертака, чем на сотню пенни.

– Тебе все равно не хватает двух четвертаков.

– Не-а. С меня хватит двух.

– Да, разве с этим поспоришь? – усмехнулся Лахлан.

Он снова посмотрел на часы, затем на свою машину на подъездной дороге и сокрушенно вздохнул:

– У нас осталась последняя ракета. Хочешь еще разок осветить небо?

Я сделала большие глаза и взволнованно кивнула.

Мы снова опустились на колени на землю. Я почесала комариный укус на ноге, а Лахлан приготовил последнюю ракету и поднес к ней спичку. Ракета взлетела в небо, и я вытянула шею, глядя на россыпь цветных огней. Лахлан стоял со мной рядом. Он ни разу не достал свой телефон, чтобы проверить время. Мы оба любовались фейерверком как зачарованные. Он был не больше и не ярче тех, что мы запустили до этого. Но показался нам самым грандиозным.

– С днем рождения, – сказал Лахлан. – Загадай желание.

И я загадала, чтобы каждый день 19 июля проходил именно так. С яркими огнями, улыбками и смехом. И чтобы Лахлан был со мной всю оставшуюся жизнь.

Кто-то касается моего плеча.

Я испуганно вскрикиваю и оборачиваюсь. Рядом стоит Мэри.

Я вернулась в Фэйрфакс. Я все еще сижу на улице. Снежинки цепляются за мои волосы, мои руки превратились в сосульки. Остатки воспоминания все еще рядом. Если закрыть глаза и хорошенько сосредоточиться, то я услышу отдаленное эхо фейерверков и восторженные возгласы двенадцатилетней девочки.

– Не хочешь вернуться? – спрашивает Мэри.

Я встаю на неверных ногах.

– Сколько я просидела на улице?

– Около часа. Как будто о чем-то задумалась.

Она понятия не имеет.

Мы идем в столовую. Все убрано. Лишь несколько пациентов, и все спокойно едят. Как будто Эмбер даже не закатывала истерику.

Мы возвращаемся в мою комнату. Я все еще пребываю в оцепенении. Флуоресцентные лампы над нами придают моей коже нездоровый желтый оттенок. Я вхожу в свою комнату. Свет уже включен. Я застываю на месте и оглядываюсь по сторонам.