М. Л Рио - Если бы мы были злодеями

Она повернулась и прошла мимо, задев меня плечом.

– Мередит! – снова позвал я, но она не остановилась, расталкивая перепуганных первокурсников.

Мы с Ричардом стояли друг напротив друга, как безоружные фехтовальщики. Моя кровь кипела и разъедала меня изнутри подобно бурлящей магме. Ярость мурашками бежала по коже, рубашка туго обтягивала тело. Я хотел причинить ему боль – точно так же, как он причинил боль Джеймсу и всем нам, кто дал ему хотя бы малейший повод. Я стиснул кулаки и посмотрел на Филиппу; точно так же, как и она, я не верил, что смогу сдержаться и не кинуться на Ричарда.

– Я пойду, – натянуто произнес я.

Она кивнула и отпустила мою рубашку. Я развернулся – толпа расступилась передо мной столь же легко, как и перед Мередит.

Очутившись в коридоре между кухней и столовой, я прижался спиной к стене, медленно дыша через нос, пока голова не перестала кружиться. Я даже не знал, от чего я теперь пьян: от виски, травки или воющей ярости. Я сделал последний судорожный вдох и направился к лестнице.

– Мередит! – позвал я ее в четвертый раз за ночь.

Она стояла там одна, замерев на ступенях. Музыка гудела за стеной, лишь слегка приглушенная. Тусклый свет сочился из кухни.

– Оставь меня в покое.

– Эй! – Я поднялся на три ступеньки. – Подожди.

Она быстро обернулась, держась дрожащей рукой за перила.

– Зачем? Я покончила и с гребаной вечеринкой, и со всеми вами. Чего ты хочешь?

– Не злись на меня, – попросил я. – Я хочу помочь.

– Ой ли?

Я уставился на нее: платье перекосилось, руки скрещены на груди, лицо горит – и почувствовал слабый, болезненный укол внизу живота. Она была чересчур упряма.

– Забудь об этом, – сказал я и начал спускаться по ступеням.

– Оливер!

Я остановился, стиснул зубы и обернулся.

– Да?

Она ничего не сказала. Лишь сердито смотрела на меня. Ее волосы были спутаны там, где Ричард схватил их, в прядях застряла серьга. Рана у меня в сердце раскрылась шире и горела, свежая и чувствительная, окровавленная и болезненная.

– Ты и правда хочешь помочь? – спросила она.

Это был наполовину вопрос, наполовину – неуверенное утверждение, пропитанное подозрением.

– Да, – выпалил я слишком яростно, уязвленный ее сомнением.

Я увидел тот же дерзкий, бесстрашный взгляд, которым она одарила меня в гримерке. Одним импульсивным движением она спустилась на три ступени и поцеловала меня, крепко обхватив обеими руками за шею. Я был ошеломлен, забыв обо всем, кроме жара ее губ.

Наконец мы отстранились на дюйм и посмотрели друг на друга широко распахнутыми глазами. Ничто и никогда не выглядело в ней простым, но в тот момент она казалась именно такой. Простой, близкой и красивой. Немного взъерошенной и немного сломленной.

Мы снова поцеловались, более настойчиво. Она заставила мои губы раздвинуться, украла мое дыхание прямо изо рта, толкнула меня назад, пока я не уперся в перила. Я провел руками по ее спине, схватил за бедра и прижал к себе, готовый прочувствовать каждый дюйм ее тела.

Незнакомый голос пробился сквозь гул музыки, доносящийся из-за стены:

– Вот дерьмо.

Она высвободилась, вырвалась, и я чуть не упал, когда она внезапно пропала и я перестал чувствовать ее плоть. Какой-то безымянный первокурсник стоял у подножия лестницы со стаканом в руке. Его взгляд скользнул от меня к Мередит с тупым, расфокусированным удивлением.

– Вот дерьмо, – повторил он и, пошатываясь, побрел на кухню.

Мередит потянулась к моей руке.

– В мою комнату, – сказала она.

В тот момент я бы последовал за ней куда угодно, и мне было все равно, кто узнает: Ричард, который заслуживал гораздо худшего, чем это мелкое предательство (да и страдания Ричарда лишь подсластят месть) или кто-нибудь еще.

Мы поднимались по лестнице торопливо, неуклюже, ей мешали высокие каблуки, мне – хмель и то, что мы почему-то не могли оторваться друг от друга. Мы побежали по коридору второго этажа, ударяясь о стены и снова смыкаясь губами, прежде чем ввалились в ее спальню. Она захлопнула дверь и заперла ее на ключ. Мы скорее столкнулись, чем обнялись, – разгоряченная сцена была пронизана вспышками боли, – и она вцепилась пальцами в мои волосы, зажала зубами мою нижнюю губу и вздрогнула, когда грубая щетина у меня на подбородке царапнула ее горло. Подо всем этим гремел из столовой бас, будто барабанный бой дикого племени.

– Ты, мать твою, выглядишь потрясающе, – произнес я в ту долю секунды, когда она помогала мне стягивать рубашку.

Она швырнула ее через всю комнату.

– Ага, я знаю.

Тот факт, что она знала это, был почему-то сексуальнее, чем притворное «нет». Я нащупал молнию на боку ее платья и сказал:

– Отлично, просто хотел убедиться в этом.

Остальная одежда была небрежно отброшена. На ней не было ничего, кроме нижнего белья и туфель. Мы целовались, задыхались и хватались друг за друга, словно боялись отпустить. Моя голова кружилась, пол шатался и кренился всякий раз, когда я закрывал глаза. Я провел рукой от ее затылка до поясницы, ее кожа буквально наэлектризовалась под моими пальцами. Теплое, шелковистое прикосновение ее губ к моему уху заставило меня застонать и еще крепче прижать ее к себе – безумно, одержимо, разъяренно. Меня охватила ярость: как я мог обманывать себя, думая, что не хочу ее?

Мы были уже на полпути к постели, когда первый удар бахнул в дверь, заставив створку задрожать в коробке. За ним последовал новый удар, еще один и еще. Ричард – а это, конечно, был именно он – молотил по ней, как таран.

Я отшатнулся, но Мередит схватила меня за шею.

– Ричард! – воскликнул я.

Она грубо повернула мою голову к себе.

– Он может до утра колотить в дверь, если ему так хочется.

– Он ее выломает, – сказал я, и слова исчезли меж ее губ раньше, чем успели сорваться с моих, а мысль была забыта прежде, чем я успел ее додумать.

Мой пульс взбесился.

– Пусть только попробует. – Она толкнула меня обратно на кровать, и я не стал спорить.

Все, что случилось после, казалось разрозненным и запутанным. Ричард бил по двери, выкрикивая проклятия и угрозы, которых я не мог разобрать: их невозможно было даже слушать, когда рядом со мной находилась Мередит – осязаемая, опьяняющая. Самого слабого вздоха ее было достаточно, чтобы заглушить все это буйство.

А потом грохот за дверью прекратился, как резкое окончание плохой песни, и я не знал, то ли Ричард ушел, то ли я и впрямь не слышал ничего, кроме дыхания Мередит. Голова была столь легкой, что, если б не тяжесть тела Мередит, меня унесло бы прочь.

Постепенно, дюйм за дюймом мой мозг и тело воссоединялись. Я позволил ей еще немного побыть наверху, затем перевернул ее на спину и притиснул к постели, не желая быть полностью покоренным.