Дэвид Балдаччи - Искупление

– Кажется, я знаю, зачем вы здесь, – сказал он, когда Берлин, выходя, прикрыла за собой дверь.

– Очень может быть, – кивнула Ланкастер.

– Как твои дела, чертяка Декер? – бойко спросил Фингер.

– Да ничего, – ответил тот, усаживаясь. – Значит, ты уже в курсе?

– Ну а как иначе? Берлингтон не настолько велик. И хотя это не сравнится с нападением на школу, когда здесь еще жил ты, новость довольно заметная: осужденный убийца возвращается в город и находит здесь свой конец.

– Он приходил к тебе повидаться? – поинтересовалась Ланкастер.

Фингер покачал головой:

– Ни шкурки, ни волоска его я не видел с той самой поры, как он загремел в тюрьму.

– Вы ни разу его там не навещали? – спросила Джеймисон.

– Слегка. Некоторым образом беру свои слова обратно. Я действительно навещал его там: мы подали апелляцию, но ее блокировали наотрез. Оснований для нее у нас не было действительно никаких. Судья и так в чем мог шел нам навстречу. Присяжные вообще могли вернуть смертный приговор, но не сделали этого, и я тогда сказал Мерилу, что избежать смертной казни было лучшим из того, чего можно было ожидать. Так что зачем гнать волну?

– Ты был убежден в его виновности? – спросила Ланкастер.

Фингер пожал плечами:

– Так или иначе, для меня это не имело особого значения. Моя работа – защищать. А у штата – доказывать вину. Я как моль, кроюсь в складках разумного сомнения. Как и все адвокаты защиты.

– Но был ли ты убежден в его виновности? – упорствовал Декер.

Фингер откинулся и сделал пальцы домиком.

– Тебе, думаю, известно, что адвокатская тайна остается и после смерти клиента.

– Я не прошу раскрывать какую-либо служебную информацию, – заметил Декер, – а лишь спрашиваю твое мнение по этому поводу. Это не является нарушением и никоим образом не может навредить твоему клиенту. Он уже был осужден, а теперь и вовсе мертв.

Фингер осклабился:

– Из тебя вышел бы хороший адвокат, Декер. Ладно, скажу. Да, я считал, что это сделал он. Думаю, он полез туда лишь затем, чтобы кое-чем поразжиться, а столкнулся с такой бездной неприятностей, что не описать словами. Не скажу, что этот парень был матерым преступником. Черт возьми, да у него не было даже штрафов за парковку! Думаю, это была одна из причин, почему ему не присудили смертную казнь. Видимо, он потерял контроль и начал стрелять и душить напропалую; не успел опомниться, а на полу валялось уже четыре мертвых тела. И он просто убрался оттуда от греха подальше. Но было уже поздно.

– И никто не видел, как он подъехал, вошел в дом, а потом уехал? – допытывался Декер. – Не слышал выстрелов?

Фингер пожал плечами:

– Да кто его знает. Люди говорят, что ничего не слышали. В одном доме играла громкая музыка. В другом сказали, что смотрели телевизор или спали. В третьем жильцы той ночью отсутствовали, а четвертый дом стоял заброшенным. Те дома стояли не так уж близко. К тому же шумела непогода. – Он блеснул на Декера глазами: – Черт возьми, Амос! Ведь это же вы с Мэри возбудили против него дело! Отпечатки, ДНК, мотивы, вероятность. А орудие убийства оказалось спрятанным в его доме. То есть, как адвокату защиты, мне фактически нечем было оперировать. Это просто чудо, что он получил пожизненное без права на УДО.

– А украденные вещи? Кто их видел? – спросила Ланкастер.

– У Хокинса этому не было объяснения, потому что он настаивал на своей непричастности. Хотя если хотите знать мое мнение, то я думаю, что он их просто повыбрасывал, когда понял, что не сможет их сбыть из-за привязки к убийству четверых.

Декер отрицательно покачал головой:

– При задержании у него в бумажнике нашли пятьсот долларов.

– Обвинение предположило, что это навар с продажи краденого. Хотя, судя по перечню пропавших вещей, он мог выручить за них и больше.

– Ты выдвинул версию, что Хокинс думал потратить эти деньги на анальгетики для своей жены, приобретя их на улице. Это он тебя надоумил или ты придумал сам?

– Да будет тебе известно, Декер, я с бухты-барахты ничего не «придумываю», – твердо и иронично сказал Фингер. – Все это озвучил мне он.

– Тогда откуда у него взялись деньги? – спросила Ланкастер.

– Он не говорил.

– Интересно почему, – задумался Декер. – Он ведь мог предъявить убедительные доводы, которые бы скостили изрядную долю обвинений в суде.

– Я пытался разговорить его, но он ни в какую.

– Незадолго до этого его уволили с работы, – припомнила Ланкастер. – И с деньгами у них было туго.

– Я лишь передаю то, что он мне рассказал, то есть ровным счетом ничего. И я не давал ему самому выступать на процессе, чтобы обвинение не истолковало тему денег в свою пользу. Я пытался проделать в обвинении дырки и акцентировал, что Хокинсом двигало желание купить своей смертельно больной жене препараты. Я ставил цель получить в зале суда некоторое сочувствие, но пронять присяжных не получалось. Они скрепили ниточками те полтысячи и похищенное барахло. Обойти это никак не удавалось. И по логике, те пятьсот баксов пришли действительно оттуда. Кто знает, сколько денег мог дать скупщик за горячий товар, добытый по «мокрому»? Но не появлялось зацепки вплести тему скупки в канву дела. Так что не было у меня никакой возможности докопаться до корней, если б только Мерил сам не раскрылся. А он этого не сделал.

– Давайте конкретней, – поморщилась Ланкастер. – Зачем ему в ранний час приходить в дом, полный народа?

– Перед домом не было ни одной машины, – вмешался Декер. – Дэвид Кац припарковался на заднем дворе. Так что Хокинс, подходя к дому спереди, не мог этого видеть. На тот момент у Ричардсов машина была только одна, и на ней уехала жена. Другую машину они отдали в ремонт.

– Но когда к дому прибыли первые полицейские, там горел свет, – заметила Ланкастер. – Каким олухом надо быть, чтобы напасть на освещенный дом?

Фингер сокрушенно развел руками.

– Что можно сказать? Что случилось, то случилось. Как я уже говорил, опыта преступлений у парня не было. И алиби тоже. Вы сами это прекрасно знаете.

– Хокинс мог подумать, что свет хозяева оставили по забывчивости, – вставил Декер. – Машины перед домом не было, значит, уехали. Дома никого нет.

– Если же это был не он, а кто-то другой, – продолжил Фингер, – то этот «кто-то» приложил немало усилий, чтобы его подставить. Спрашивается, зачем? Он ведь был, собственно, никтошка. Всю жизнь проработал «синим воротничком». Я не говорю, что это плохо. Черт возьми, наоборот, я восхищаюсь им за это. Мой старик был механиком и умел мастерить такое, что мне и не снилось. Я просто говорю: Мерил был обычным работягой с обычной жизнью. Зачем все эти козни?

– Тем не менее кто-то озаботился его убить, – сказал Декер. – И жизнь у него была не такой уж обычной. Жена умирала, дочь сидела на наркотиках.