Бернар Миньер - На краю бездны

Вид у него был ошеломленный.

– Мойра, я не думаю, что сейчас подходящее место и время…

– Отвечайте.

Он вгляделся в нее.

– Нет.

– Никого?

– Нет.

Мойра поняла, что Чань смущен, а он для приличия выпил еще глоток.

– А вы не чувствуете себя иногда одиноким?… Я ощущаю это одиночество каждую ночь, с тех пор как приехала в Гонконг.

Он помедлил с ответом.

– И со мной случается…

– Но ведь вы предпочитаете женщин?

– Что? А, да…

Чань был явно выбит из колеи и даже шокирован тем оборотом, какой принял разговор. А Мойра прекрасно понимала, что выпила лишку и зашла слишком далеко. Она придвинулась к нему.

– Пожалуйста, – сказал он, – этот разговор ставит меня в неловкое положение. Вам нужно вернуться домой…

– А я полагала, что у вас, китайцев, нет проблем в интимных вопросах, – заметила Мойра. – И смотрите на меня, когда я с вами говорю…

Чань повиновался. Резко повернувшись, он глубоким, мрачным взглядом посмотрел ей прямо в глаза. Она уловила, каким жаром полыхнуло у него между бедер.

– Мы ведь с вами едва знакомы, Мойра, – наставительно произнес он. – Я сыщик, а вы мой информатор…

– Я вам нравлюсь, Чань? – спросила она, не обращая внимания на замечание.

Ответа не последовало. Но глаз он не отвел.

– Отвечайте: я вам нравлюсь?

Снова молчание.

– Тогда я ухожу, – заявила Мойра, повернулась к нему спиной и сделала шаг к двери, словно считая разговор оконченным. Но в ту же секунду быстро обернулась, притянула к себе его голову и поцеловала, смешав свое дыхание с его дыханием.

«Что на меня нашло? – спрашивала она себя, прижимаясь лобком к его лобку и губами к его губам. – Почему? Оттого, что я оторвана от своего мира, от привычной обстановки? Или просто от одиночества?»

Но ей нравилась эта близость тел, особенно когда Чань начал реагировать. Ее рука спустилась ниже ремня и ласкала его через брюки, а он обхватил ладонями ее бедра и сжал их сквозь джинсы. Поцеловал ее в шею. Она нежно куснула его за ухо и снова приникла к его губам. Теперь Чань ласкал ее грудь. Он будто стал совсем другим, и руки его вышли из-под контроля. Мойра расстегнула молнию, скользнула рукой в боксеры Чаня и взяла в руку горячий, твердый и нежный член. Волшебный миг настал: он был целиком в ее власти, и она этой властью наслаждалась. В глубине сознания шевельнулась мысль: а есть ли у него презервативы? Ею сейчас владело только одно желание: чтобы он поскорее вошел в нее.

– Расскажи мне об отце, – сказала она, зарывшись щекой ему в грудь и положив руку на живот.

– Что ты хочешь знать?

– Что он был за человек, какие у вас были отношения…

Мойра поглаживала его гладкую, безволосую кожу, ощущая под ней легкую, но мощную мускулатуру. Не те железные мускулы, которые накачивают в спортзале, чтобы стать похожим на киноактера или атлета. Нет, это гибкое и крепкое тело было приучено к медленным упражнениям на растяжку.

– Я его мало знал, – помолчав, ответил Чань, словно ему не хотелось открывать эту страницу своей истории.

– Почему?

– Он редко бывал дома… И не особенно заботился о детях. Предпочитал заниматься своими делами, играть на скачках, пьянствовать или проводить время с женщинами.

– Я думала, что в Гонконге семья имеет значение, и у вас обострено чувство семейного долга…

Чань с улыбкой выгнул шею, чтобы посмотреть на нее.

– Все не так просто, Мойра. Но это правда: мы привыкли жить в окружении семьи. Быть одному для китайца – большое несчастье. У моего отца было четыре жены и семнадцать детей. Было время, когда у него одновременно имелось две семьи: одна в Гонконге, другая в Макао.

– А разве полигамия в Гонконге не запрещена?

Его, казалось, забавляли все эти клише, которыми была забита ее голова.

– Да ну? Возьми Стэнли Хо…

Мойра знала, что Стэнли Хо был легендарным магнатом, самым знаменитым из владельцев казино и элитных клубов.

– Мой отец был заядлый игрок и мошенник, – подвел черту Чань, чтобы закрыть эту тему, – и всегда жил вне любых законов.

– И поэтому ты выбрал ремесло полицейского? В качестве реакции на то, кем был твой отец? А мать?

Мойра заметила, каким жестким стало его лицо.

– Мать была несчастной женщиной, ей всю жизнь не везло…

Она подумала о своей матери. Часто ли выпадали ей моменты радости? Сколько раз Мойра видела, как она смеется или хотя бы улыбается?

– А ты? – спросил Чань. – Расскажи теперь о твоих родителях.

– Да нечего особо говорить. Моя мать тоже была несчастной всю жизнь. А отец бросил ее, когда я родилась. Видишь, Чань, мы с тобой похожи. Сироты, рожденные в скверных семьях…

И настал момент, когда он снова оказался в ней, над ней. Глаза Мойры потемнели до черноты, и в них сверкнул вызов.

– Давай, – произнесла она глухим голосом, который вибрировал в горле, но шел откуда-то снизу, из глубины.

Взяла правую руку Чаня и положила себе на шею. Потом подняла лицо к потолку и резко запрокинула голову назад, открыв шею, подняв подбородок и приоткрыв рот. Она погружалась в глубины более мрачные и звала его за собой.

– Сожми, – предложила она.

– Что?

– Сожми. Ну, давай.

– Мойра…

Чань напрягся и нерешительно сжал ей сонные артерии, ощущая, как они пульсируют под пальцами. Сжал сначала слегка, потом сильнее.

– Да!

Она ликовала. Чань сжал посильнее и увидел, как вены на шее вздулись и приподняли кожу, а лицо Мойры побледнело. Пульс под пальцами стал слабеть. Он испугался и ослабил нажим.

– Нет, нет! Продолжай!

Чань вдруг осознал, что его собственное возбуждение возросло, и снова начал двигаться, повинуясь глубинным течениям и пульсациям: голосу желания.

Регина Лим выслушала рапорт Ройстона, не сказав ни слова.

– Вы уверены, что он был один?

– Да, – спокойно, с оттенком снисходительности, ответил сыщик. – Никто не пришел.

– Хорошо. А почему вы не дождались, пока он выйдет?

Она уловила легкое смущение.

– У меня были другие дела… Важные переговоры… Завтра я возобновлю слежку.

Там произнес объяснение таким тоном, словно пощечину влепил, сразу давая понять, что не выносит, когда кто-то сомневается в его работе. К такому тону часто прибегают либо люди некомпетентные, либо пофигисты. Начальница службы безопасности почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Она и тех, и других терпеть не могла. «Так, значит, говоришь, важное дело, переговоры в субботу вечером?» Конечно, у этого желторотого просто было свидание. Но какой нравоучительный тон!

– Там, мелкий самодовольный придурок, вы за кого меня принимаете? И как вы думаете, за что я вам плачу? – взорвалась она.

На том конце провода молчали.

– Я запрещаю вам так со мной разговаривать, – наконец с холодным бешенством нанес он ответный удар. – Слышите? Я…