Джон Вердон - Волчье озеро

John Verdon

Wolf Lake

© John Verdon, 2016

© Л. Григорьева, перевод с английского, 2020

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Издательство CORPUS ®

Освещенная лунным светом, она стояла между двумя огромными тисами на самом краю замерзшего озера и дрожала от озноба. Никогда еще ей не было так холодно и страшно. От одного лишь вида полной луны над зубчатыми верхушками деревьев по коже бегали мурашки. Казалось, поникшие ветки превращаются в изувеченные руки, которым стоит лишь потянуться вниз и…

Так! Хватит! Она тряхнула головой – нельзя давать волю фантазии, она и так в ужасном положении.

Издалека послышался звук приближающегося мотоцикла – сначала по грунтовой дороге, затем по извилистой тропе, ведущей от дороги к озеру. Чем ближе становился звук, тем сильнее давило у нее в груди.

Показался свет фар, мелькнул в деревьях, осветил просеку, разделявшую сосны и исполинские тисы. Ей стало не по себе.

Он остановился прямо перед ней, заглушил мотор, широко расставил ноги, удерживая тяжелый мотоцикл. Мотоцикл принадлежал его старшему брату, а он катался на нем без прав.

В его взъерошенных волосах блестели снежинки. Непонятно было, он взволнован или ей так кажется. По телефону она говорила ему что-то невразумительное, в страхе и спешке. Луна освещала его сзади, лица не было видно, но она чувствовала, что он пристально смотрит и ждет объяснения, почему они встречаются именно здесь.

Она слышала его дыхание, стук его сердца. Но такого быть не может. Наверное, это стучало ее сердце, ее пульс отчаянно звенел в ушах.

Она много раз репетировала, что скажет, но сейчас, в этом зловещем лесу, голос подвел ее.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось? – Его голос прозвучал необычно резко.

Прикусив нижнюю губу, она прерывисто вздохнула и с трудом выговорила шепотом те самые слова.

Он глубоко вздохнул, но ничего не сказал в ответ.

Слышал ли он ее? Она не знала и в душе надеялась, что нет.

Облака медленно наплывали на луну.

Она не знала, сколько прошло времени. Он завел мотоцикл, резко повернул ручку газа и рванул по заледеневшему озеру; рев двигателя рассекал холодный воздух, сверкала хромированная выхлопная труба, отражая свет луны, почти спрятавшейся за облаками.

Вскоре вдалеке, на середине озера, удаляющийся рев мотора прервался страшным треском; снова и снова, словно кто-то стрелял из пистолета с глушителем, лед трескался под весом мотоцикла. Раздался глухой всплеск… Затем змеиное шипение уходящего под воду раскаленного мотора… И наступила мертвая тишина.

Луна полностью скрылась.

Кругом – темнота. Ни звука. Ни света. Ни мыслей. Ни надежд. Ни чувств.

А потом раздался крик. Совершенно дикий крик, продолжавшийся до бесконечности.

Позже она осознала, что кричала она сама.

Дикобраз вел себя крайне странно. Бессмысленность его поведения даже вызывала беспокойство, во всяком случае у Дэйва Гурни.

В то промозглое утро в начале декабря Дэйв сидел у окна своего кабинета и разглядывал ряд оголенных деревьев на северной стороне старого пастбища. Он внимательно наблюдал за необычайно толстым дикобразом, который расхаживал по низкой ветке дерева. Медленно и, казалось, совершенно бесцельно зверь ходил взад-вперед.

– Какие снегоступы ты возьмешь?

Мадлен стояла на пороге кабинета, в одной руке держа традиционные деревянные снегоступы с ремешками из сыромятной кожи, а в другой – пару современных, из металла и пластика. Ее темные короткие волосы были растрепаны, как обычно и бывало, когда она вылезала с чердака или из тесной кладовки.

– Я еще не решил.

Они собирались на несколько дней остановиться в гостинице в Грин-Маунтинс в Вермонте – покататься на лыжах и погулять в снегоступах. В этом году в местных Катскильских горах еще не выпал снег, а Мадлен обожала снег.

Она кивнула в сторону окна:

– Все следишь за нашим маленьким гостем?

Он соображал, как бы ответить, сразу решив: не стоит упоминать о том, что дикобраз напоминает ему одного неуклюжего престарелого гангстера. Прошло три года с тех пор, как он ушел в отставку из департамента полиции Нью-Йорка, и наконец-то они с Мадлен научились понимать друг друга почти без слов. Формально он уже не был следователем в отделе убийств, где проработал больше двадцати лет, и было понятно, что он уже никогда не превратится в байдарочника, велосипедиста и большого любителя природы, как на то надеялась Мадлен. Однако следовало найти компромисс. Он согласился больше не говорить о том, как его нынешняя жизнь в горной деревеньке на севере штата Нью-Йорк будоражит в нем воспоминания о былых уголовных делах. А она пообещала, что больше не будет переделывать его, пытаясь превратить в того, кем ему не стать. Увы, компромисс этот иногда оборачивался недомолвками.

Он снова посмотрел в окно.

– Я пытаюсь понять, что же он замышляет.

Мадлен прислонила снегоступы к стене, подошла к нему и глянула в окно. Несколько секунд она наблюдала за колючим зверьком, расхаживающим по ветке.

– Он просто занят каким-нибудь обычным дикобразьим делом. Тем же, чем был занят вчера. Что в этом плохого?

– Мне непонятно, что он делает.

– А вот ему, наверное, понятно!

– Только если он спятил. Или притворяется сумасшедшим, что маловероятно. Смотри, он медленно-медленно идет до конца ветки. Очень неуклюже разворачивается. И идет обратно. Он тратит силы… Зачем?

– Во всем тебе нужно разобраться!

– В конечном счете, все поддается объяснению. А в данном случае я хотел бы убедиться, что причина такого поведения – не бешенство.

– Ну почему сразу бешенство?

– От бешенства животные сходят с ума.

– А ты уверен, что у дикобразов бывает бешенство?

– Да, я проверил. Вот, думаю установить пару фотоловушек, чтобы можно было изучать, чем он занимается, когда слезает с дерева.

Во взгляде Мадлен чувствовалось то ли недоумение, то ли укор.

– Камеры видеонаблюдения, – пояснил он, – с датчиками движения.

– Камеры? Боже мой, Дэвид, скорее всего, он просто живет своей дикобразьей жизнью, а ты ведешь себя так, будто он совершил какое-то страшное преступление. – Она задумалась. – Кстати, где ты собираешься раздобыть камеры?

– У Джека Хардвика. У него их куча.

Он не стал напоминать ей, что камеры остались с тех пор, как они с Хардвиком собирались использовать их в деле Питера Пэна, но, судя по мрачному выражению лица Мадлен, она сама все вспомнила. Чтобы отвлечь ее от дурных мыслей, он добавил: