Кристина Эрман - Колода предзнаменования [litres]

– Ты предал нас, – прошептала Лидия Сондерс. Она выглядела неземной, облаченной в серость, кончик ее косы растворялся в дыме.

– Ты уничтожил нас, – сказал Томас Карлайл, его темные глаза напоминали колодцы отчаяния.

– Ты слишком долго от нас бегал, – процедила Хетти Готорн. – Но пора положить этому конец, Ричард. Все закончится здесь и сейчас.

Основатели набросились на него, и он побежал обратно к краю деревьев. Но они были быстрее любого живого существа, и как только их руки вцепились в его плоть, Ричард закричал.

Он упал на колени, корчась и извиваясь. Мэй ахнула, осознав, что его светлые волосы редели, теряли цвет и становились белоснежными. Кожа морщилась и менялась, пока его магия вытекала наружу.

Тело Ричарда приобрело пепельный оттенок, его позвоночник выгнулся и содрогался, прямо как у основателей в воспоминании, которое он показал Мэй. Прямо как тело в видении, которое показал ей Зверь.

Остальные склонили головы, не желая на это смотреть. Но Мэй не отводила взгляда от разлагающейся плоти своего отца. Корни обвили его руки и ноги, глаза побелели. Вскоре от него ничего не осталось, кроме переливчатого праха на краю символа основателей.

Мэй встала и вздрогнула – но не от жалости, а от облегчения.

Ричард Салливан был настоящим монстром Четверки Дорог. И эта смерть – от рук тех, кого он предал – была именно тем, чего он заслуживал.

Она моргнула, и основатели исчезли, их тела растворились в тумане, который серыми веревками опоясывал символ. Зверь бормотал что-то неразборчивое ей на ухо, его голос то затихал, то становился громче. Внезапно ветер взъерошил ей волосы; туман закружился, и Мэй откинула голову, изумленно глядя на огромную трещину по центру белого неба Серости.

Ее охватило головокружение, и она подозвала остальных. Они сели на краю дрожащего символа, держась друг за друга, пока весь мир разваливался.

Голос Зверя запел в разуме Мэй, и каким-то образом она поняла, что слышит его последний раз.

« Спасибо », – прошептал он, а затем ветер с ревом, криком, завыванием унес его прочь.

Мэй открыла глаза. Их четверка сидела в центре городской площади и прижималась друг к другу, защищаясь от бури, которая, наконец-то, прошла.

Они отстранились и круглыми глазами посмотрели на мир.

Пенек исчез. Небо над их головами было облачным и прекрасным, воздух – морозным и свежим, без всякой вони гнили.

Мэй встала и воззрилась на деревья, которые по-прежнему окольцовывали символ, их серебристые вены уже начинали пропадать.

Что-то падало сверху – белые хлопья. Мэй инстинктивно вытянула руку, чтобы поймать их, и ахнула, когда те растаяли на ее ладони, мокрые и холодные. И тогда ее охватило облегчение, понимание, что все действительно закончилось.

Потому что с неба падал не пепел. А снег.

Больше всего Вайолет удивило то, как быстро вернулись жители. Она боялась, что после эвакуации Четверка Дорог навеки превратится в город-призрак, но нет. Люди были упрямыми, когда дело касалось дома, даже если дом – это место, где кора деревьев по-прежнему напоминала плоть, если смотреть под нужным углом, и иногда на городской площади загадочным образом веяло гнилью.

Ее также удивило, как сильно она скучала по своим силам. Они были частью ее жизни всего несколько месяцев, и хоть Вайолет никогда о них не просила, она привыкла к ним и до сих пор остро чувствовала их отсутствие. Как и многое другое в Четверке Дорог, они сжились с ней.

В течение недели школа и магазины на главной улице снова открылись. Зараженным, включая Джастина, стало лучше. Вайолет знала об их успехах, поскольку сама продолжительное время лежала в окружной больнице, где все врачи не уставали удивляться, что столь суровые колотые раны почти не принесли вреда ее жизненно важным органам. Вайолет просто улыбалась и кивала.

К ней приходили посетители – Джастин, который тоже лежал в больнице и умирал от скуки, Харпер, Мэй и Айзек. Перебивая друг дружку, они посвящали ее в происходящее в городе.

Но самыми ценными для нее были визиты Джунипер. Когда Вайолет впервые очнулась в больнице, вид матери, сидящей у койки со сморщенным от беспокойства лицом, принес ей невероятное облегчение.

– Прости за нашу ссору, – сказала Джунипер после того, как ввела ее в курс дела; во время битвы Джунипер, Августа, Габриэль и Сет с Митси были схвачены Ричардом, но он не причинил им серьезного вреда. Теперь Вайолет понимала едва скрытую панику в голосе матери. Они лишь недавно помирились, и ей было трудно ссориться с Джунипер и не волноваться, что это вернет их отношения к тому, что было раньше. – Я так рада, что ты цела! Придя к дому Готорнов, я чуть не побежала тебя искать, когда поняла, насколько опасно снаружи.

– А я – тебя, – ответила Вайолет, вспоминая, как Харпер с Айзеком не дали ей пойти на такой риск. – Ты тоже прости меня за мою реакцию. Просто мне было трудно принять то, что ты скрыла от меня столь важное о Четверке Дорог.

– Я сожалею, что мне не хватило храбрости рассказать тебе правду раньше. Но теперь все в прошлом.

Вайолет замешкалась.

– Не совсем.

Отдых в больнице дал ей время все обдумать. Зверя и Ричарда не стало. Правда, которую Джунипер так долго скрывала, могла предаться забвению, если они ей позволят рассыпаться с той же легкостью, как переливчатый пепел.

Но к этому времени Вайолет поняла: самую большую опасность для Четверки представлял не Зверь и не Серость. А их бесчисленные секреты.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Джунипер.

– Я хочу, чтобы мы открыли жителям правду, которой они всегда заслуживали. О том, что на самом деле произошло с основателями.

– Вайолет, – Джунипер поджала губы. – Ты знаешь, что мы не можем этого сделать.

– Почему?

– Потому что кто-то другой может повторить ошибку наших предков. Вам вчетвером хватило доблести отказаться от силы. Но мир не такой.

– Я знаю, – ответила Вайолет. – Но к этому нужно стремиться. Нашим предназначением всегда было охранять лес, верно? Я не вижу причин для перемен в этом отношении. Но мы не можем оберегать его при помощи вранья. Мы должны быть честными, рассказать, как облажались наши предки. Даже если это выставит нас в плохом свете. Даже если люди не смогут нас простить.

Джунипер была права: в мире полно людей, таких же как Ричард. Таких же, как Церковь Четверки Богов. Но Вайолет надеялась, что в нем также много людей, как она, Айзек, Мэй, Харпер и Джастин. Если они правильно подадут эту историю.

– Будет нелегко, – продолжила Вайолет, сжимая руку матери. – Нас могут возненавидеть. Но если это поможет предотвратить повторение нашей истории, то оно того стоит.

– Ох, Вайолет, даже не знаю, от кого тебе досталась эта храбрость.