Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

Я невольно вздрагиваю. Хотя он, конечно, не в курсе моего состояния, для меня это прозвучало на грани фола. Я, однако, уже заранее примериваюсь, что записать о новом знакомом в свою книгу – высокий, кошмарная прическа и едва различимая северная монотонность речи, приобретенная в Ланкашире.

Алан не умолкает, и моя улыбка становится все более натянутой и отсутствующей. Он наконец замечает, что я его почти не слушаю, и резко обрывает себя, хлопнув в ладоши, словно подав сигнал к окончанию разговора. Может, мне тоже так делать, когда кто-то надоест?

– Ну, рад был познакомиться, Сара. Передавайте мои наилучшие пожелания вашей чудесной сестре Джоанне! – Он стучит грязным, перевязанным пальцем себе по лбу. – Видите – запомнил имя! И в следующий раз буду выглядеть попрезентабельнее!

Усмехнувшись, Алан поворачивается и шагает к своему дому через улицу.

– Не забудьте насчет водопроводной компании! Это не вода, это ваши денежки утекают!

Закрыв дверь, я бреду в глубь дома. На меня вдруг наваливается ужасная усталость. Интересно, что об Алане скажет Джоанна? Он холост, так что она наверняка забросает меня вопросами. Я прокручиваю в голове наш разговор, стараясь выделить то, что может ее заинтересовать. Однако в конце концов у меня остается впечатление, что я рассказала ему гораздо больше о нас, не узнав про него самого ничего существенного.

Идет третий день нашего пребывания в гостинице. Это очень странное время. Как будто отрезанные от всего мира, мы питаемся сэндвичами и печеньем из супермаркета. К Джеймсу приходит из полиции специалист по поддержке жертв преступлений, Сэм Новак – блондинка с вытатуированными на запястье ангельскими крыльями. Почему-то о моем состоянии никто не заботится, хотя именно я получила сотрясение и несколько чувствительных синяков. Толком она нам ничего сообщить не может, только то, что расследование продолжается. Джеймс рассказывает ей о донжуанистом пенсионере – она говорит, что его уже опрашивали: в ночь убийства он был в Ковентри с подружкой. Племянника это не убеждает, а я удивляюсь лишь, что старик по-прежнему бегает по свиданиям.

– Правда, пока еще не со всеми мужчинами удалось связаться, – добавляет Новак.

Джеймс поражен:

– Сколько же их было?

– Ну, не так уж много, – с нервным смешком отвечает Новак. – Она вырастила сына и решила, что теперь ее время.

Я киваю, смаргивая слезы. Да, она могла бы наконец пожить и для себя, но кто-то лишил ее этой возможности. Кто же? Неужели просто какой-то тип с сайта знакомств? Бессмыслица ведь полная! От Новак ничего вразумительного не услышишь, одни банальные утешительные фразы и успокаивающие междометия. Кое-какие новости, однако, она нам все-таки приносит – мы можем вернуться в свой дом. Советует прибегнуть к услугам специализированной фирмы по уборке.

– Пусть все сделают профессионалы, – добавляет она. – Вам не нужно этого видеть.

В середине дня Джеймс вытаскивает меня из номера, чтобы горничная могла навести порядок. Заняв места в маленьком ресторанчике внизу, мы заказываем горячее и пару стаканов лимонада. Я бы предпочла что-нибудь покрепче, но племянник всегда был абсолютным трезвенником, а пить одной некрасиво.

Мы почти не разговариваем. Джеймс сидит, сгорбившись над телефоном, и изучает свою статистику в ультрамарафоне. Он показывает мне приложение, где записывался весь его маршрут с отметками высоты над уровнем моря и темп передвижения.

– Вот здесь я замедлился, – показывает племянник, тыча в какие-то числа. – Видишь, как упала скорость? Примерно с двадцать восьмой мили.

– Неудивительно, ты ведь уже такое расстояние преодолел…

– Нет, не в том дело! – Он пролистывает еще ряд каких-то показателей. – Я ведь готовился, тренировался. Посмотри на время. Это было как раз в ту ночь, когда мама – ну, в общем… Я будто сердцем почувствовал – что-то случилось.

Я пожимаю плечами. Терпеть не могу всю эту мистику.

– Просто ночью возможности организма снижаются, вот и все, Джеймс.

Он явно уязвлен, и я внутренне отвешиваю сама себе хорошего пинка. Ну конечно, мальчику хочется думать, что он ощутил какую-то магическую связь с умирающей матерью. Он ищет утешения и ободрения, а я даже на это не способна.

– Вообще, ты прав, – пытаюсь я исправить положение. – Действительно, странно. Наверняка твоя мама думала в тот момент о тебе, и ты это почувствовал.

Просветлев, Джеймс кивает, по-прежнему не отрываясь от экрана. Я не против, мне приятно уже просто быть рядом. Проверить бы свою почту с телефона племянника… нет, не хочу просить. Лучше не надоедать лишний раз, а то как бы он не стал избегать меня. Он уже и так пару раз заговаривал о том, что надо возвращаться, что его ждет работа…

– Уверена, тебе дадут еще время, Джеймс, – успокаиваю я. Обойдутся без него на заправке еще несколько дней. – Они же понимают, в каких ты обстоятельствах.

Он хмурится:

– Мне нельзя потерять это место.

– Джеймс, ты сейчас просто не в состоянии работать, – говорю я, касаясь его предплечья и следя, чтобы мой тон не перешел в умоляющий. – Я помогу тебе. Ты не один. Нам нужно держаться вместе – мы ведь семья.

Ничего не отвечая, он отодвигает руку и принимается за свой заказ – картошку фри с беконом. Мальчик всегда был малоежкой. Мне самой казалось, что я и кусочка не смогу проглотить, но сейчас я только что не вылизываю свою тарелку из-под пресного карри с курицей и риса.

– Обдумай все хорошенько, – говорю я снова, стараясь не давить на племянника. – Не решай ничего сегодня. Утро вечера мудренее.

– Думаю, на работе мне будет легче. Я не могу сидеть сложа руки, тетя Сара.

Фраза повисает между нами дурно пахнущим облачком. Уверена, он ничего такого не имел в виду, но я не могу не принять ее на свой счет – я ведь не занята ничем полезным уже много лет, чтобы не сказать десятилетий. Судя по покрасневшему лицу Джеймса, он и сам осознал свою промашку.

– Как ты теперь будешь, тетя Сара? – спрашивает он мягко. – Я имею в виду, без мамы. Справишься одна?

Я вцепляюсь ногтями в бедро, в свою презренную, бесполезную плоть. Надо быть храброй. Нельзя садиться на шею этому чистому душой мальчику, у которого вся жизнь впереди.

– Ну, возьму пока паузу, а там видно будет, – говорю я. Можно подумать, это как-то отличается от предыдущих двадцати лет моей жизни. – Сейчас столько дел – уборка дома, похороны…

Не надо было об этом. Джеймс бледнеет и еще больше уходит в себя. От горя он совсем спал с лица, скулы и подбородок заострились, под глазами круги. Я хотела бы обнять племянника, поплакать вместе с ним, но мы оба стараемся приободрить друг друга и не подаем виду, что едва держимся. На самом деле и у него, наверное, подушка мокрая от слез.