Хейди Перкс - Вернись ради меня

Неловкая пауза затягивается, и я смотрю на детектива, копируя его вопросительную мину:

– А почему вы спрашиваете?

Он качает головой, будто вопрос не имеет особой важности, но я чувствую, что это не так. По какой-то причине он считает, что мои родители знали Айону раньше.

– Расскажите о последних днях перед отъездом, – просит он. – Вы можете вспомнить хоть что-нибудь необычное?

Кроме того, что нас увезли в семибалльный шторм?

Кроме того, что я видела Айону снова, когда все остальные считали, что она уехала с острова?

Я отрицательно качаю головой, зная, что меня замучает совесть, но что хорошего может выйти из правды? Нет никакой пользы в том, что детективу станет известно о романе отца с Айоной. Дэнни уже признался, что убил ее.

Я замолкаю, внезапно обессилев. Харвуд бросает взгляд на часы, и я уже надеюсь, что мы закончили, потому что добавить мне больше нечего.

Однако у детектива наготове был последний вопрос, и он задает его, склонив голову и сведя брови:

– У Дэнни отмечались проявления жестокости?

– Нет, – решительно отвечаю я. И чувствую, как слезы подступают к глазам. – Никогда. Он был самым мягкосердечным человеком, которого я знаю. – В памяти проносится воспоминание о птице и объяснение Дэнни, что он завернул ее так плотно, чтобы не выронить. Я так хотела ему верить. – Вот почему сейчас происходит какая-то бессмыслица, – вырывается у меня.

Харвуд кивает и откидывается на спинку стула, жуя нижнюю губу и соображая, что мне сказать. Наконец он произносит:

– Ваш брат утверждает, что он и мисс Бирнс поссорились вечером восьмого сентября.

Я старательно прячу свою реакцию на эту дату. Это был наш последний вечер на острове перед тем, как мы уехали.

– Он сказал, что толкнул ее и она сорвалась с обрыва. Вы припоминаете что-нибудь связанное с этой историей?

Уставившись на детектива круглыми глазами, я ошарашенно качаю головой.

– Дэнни говорит, что больше он ее не видел, – заканчивает Харвуд.

– Но… ее же нашли зарытой на опушке леса!

– Так и было, – соглашается детектив.

– Как там Дэнни? – помолчав, интересуюсь я. – Как он себя чувствует?

– Кажется, он хорошо держится.

– Мне даже неизвестно о… – Я подбираю слова. – Я не знаю, где он жил все это время. Я не знаю о нем ничего, – добавляю я тише, застыдившись своей роли в нашем отдалении друг от друга.

– Он жил в Шотландии, – говорит Харвуд, когда я перевожу на него взгляд. – Вел весьма уединенный образ жизни. Вчера днем он пришел в полицейский участок Гервана [6] Портовый город в Шотландии. – Примеч. ред. .

Я киваю, хотя никогда не слышала об этом месте.

– Он пишет картины, создает скульптуры и продает через веб-сайт. Весьма талантливый человек.

– Он всегда был таким, – произношу я. – Детектив, вы спрашивали о моих браслетах дружбы…

– Мы нашли бисерный браслет в останках.

– Ясно, – меня передергивает.

Айоны не было в моем списке, она не покупала мой браслет, и я задаюсь вопросом, не браслет ли это Бонни, но Харвуд больше ни о чем не спрашивает. Вместо этого он говорит:

– Мисс Харви, ваш брат просит о встрече с вами.

– Правда?

– Если вы не возражаете…

– Господи, да, да, конечно!

– Отлично, – кивает он, пристально глядя на меня, и я затрудняюсь понять, действительно ли Харвуда устраивает моя готовность или он еще колеблется, позволить ли мне увидеться с братом. – Мы можем отвезти вас к нему отсюда, если хотите.

После того как Дэнни упал с дерева, Мария металась между стремлением оградить свою семью от Айоны и желанием оставить ее за семейным столом, чтобы наблюдать за ней более внимательно. В конце концов она выбрала последнее и вскоре поняла, что мотивы девушки были совсем не такими, какими показались ей сначала. Однако, как и следовало ожидать, было слишком поздно что-то предпринимать: когти Айоны крепко вцепились в семью Марии.

За десять минут до обеда Бонни не сводила глаз с сада. В животе противно холодело и замирало. Она надеялась, что Айона не появится. Она молилась, чтобы мать больше не звала ее, и точно окаменела, когда утром приглашение Айоне все-таки было небрежно брошено. Почему мать не видит, что Бонни не хочет дружить с Айоной? Разве матери не должны чувствовать, когда с детьми происходит что-то неладное?

Бонни пришлось принять это, улыбаясь и делая вид, что слова, сказанные накануне Айоной, не ранили ее, будто ножом. Если бы Бонни призналась в этом хоть кому-нибудь, даже себе, ее мир оказался бы разрушен.

«Черт», – подумала Бонни, когда Айона танцующей походкой вошла через боковые ворота. Бонни даже ощутила тошноту. Единственное, что она могла сделать, это навсегда забыть то, что сказала Айона. Выбросить это из памяти. Ко всему прочему она рискует потерять единственную подругу, которая у нее была.

К тому времени, когда Бонни спустилась вниз, Айона уже завороженно слушала очередную историю отца, а за ужином смеялась всему, что он говорил. Бонни не запомнила ни слова. Ей показалось, что мать тоже не слушает, ее внимание было сосредоточено на чем-то еще. Возможно, на Айоне, потому что мать часто поглядывала на нее, словно пытаясь рассмотреть ее глаза за солнцезащитными очками. Вдруг, перебив мужа, она произнесла:

– Айона, мы почти ничего о тебе не знаем. Расскажи нам о себе.

Бонни почувствовала, как подруга напряглась. Айона много рассказывала ей о своей жизни до Эвергрина, однако это совсем не годилось для беседы за обеденным столом. И даже если бы Айона когда-нибудь решилась раскрыть им все карты, то выдавала бы их по одной, как делала это с Бонни.

У Айоны была целая коллекция так называемых драгоценных камней, и она держала их при себе, но изредка, когда Бонни меньше всего этого ожидала, подруга подбрасывала один из них и отстранялась, наблюдая за реакцией Бонни, как будто только что зажгла фейерверк.

Бонни это не нравилось. Это уже не было похоже на начало лета, когда она, трепеща от счастья, ощущала себя частью мира Айоны. Теперь это почему-то казалось неправильным. В ответ на каждое откровение Айоны Бонни словно должна была тоже что-нибудь рассказать о себе. И всякий раз Айона указывала на различия между ними, на то, как повезло Бонни и как она должна быть за это благодарна.

Накануне Айона побывала в ее спальне. Она долго обшаривала комнату глазами, пока не заметила «снежный» шар, который Бонни подарили несколько лет назад. Взяв его в руки и сжав пальцами, Айона вдруг резко разжала их, подкатив шар к самому краю ладони. Бонни встревожилась и уже хотела протянуть руку, чтобы забрать его, ведь мама купила шар для нее. Но она понимала, что будет выглядеть глупо, если попросит Айону быть осторожней, поэтому ничего не сделала и только молча смотрела, как шарик катался из стороны в сторону.