Олег Рой - Дважды два выстрела

На стоянке его и убили. «Тяжелый тупой предмет», под ударами которого череп бедного священника раскололся, как яичная скорлупа, оказался старым кадилом, заполненным для тяжести пятирублевыми монетами, — этакий импровизированный кистень, орудие простое, но весьма эффективное. Обнаружилось орудие довольно быстро — в дренажной трубе неподалеку от места убийства.

Подозреваемый — церковный староста Ферапонт — вину свою признавать отказывался. Но мужской носок, в который было засунуто утяжеленное кадило, принадлежал именно ему, а контролирующие стоянку камеры слежения записали бурную ссору между ним и отцом Александром. Судя по показаниям некоторых прихожан — староста подворовывал из пожертвований, и батюшка намеревался положить этому конец. Ссору староста не отрицал, но утверждал, что не только не убивал своего настоятеля, но и в растрате неповинен, а запечатленная на камерах «ссора» — всего лишь беседа. Хотя в самом деле бурная — отец Александр по чьему-то наущению заподозрил Ферапонта в воровстве и вызвал для объяснений. Староста сумел оправдаться, и расстались они вполне мирно — правда, увы, уже не в поле зрения камер. Но отец Александр ему после этого звонил, вполне живой, они несколько минут разговаривали, проверьте!

Следователя объяснения Ферапонта не убедили. Мирного завершения беседы камеры не «видели», а звонок… А что — звонок? Наверняка староста, убив своего настоятеля, с его телефона сам себе и позвонил — алиби обеспечить пытался. Весьма неуклюже пытался, подумалось Арине. Странный какой-то этот староста. Использовал собственный носок — ну глупость и глупость несусветная. Да еще и спрятал «кистень» неподалеку — что стоило его подальше отвезти и в канализацию выбросить. Или в речку. И эта попытка создать алиби с помощью телефонного звонка не так чтоб очень умная. И оправдывался по-дурацки: я, мол, не я, и лошадь не моя.

Более того. В шубинской папке сверху лежало письмо четырехлетней давности из колонии. Точнее, из закрытой больницы. Староста Ферапонт писал Шубину, что умирает от туберкулеза, но больше — от горя, потому что батюшку он не убивал! И слезно просил обелить его имя хотя бы после смерти. Но хоть бы альтернативу предложил: если не ты, то кто тогда? А он твердил — никто не мог, все батюшку любили.

Батюшку было жалко…

Следующее дело Арина сразу назвала «Клинок смерти». Эффектная, словно модным писателем сочиненная история. Старому антиквару принесли на экспертизу кинжал, по легенде убивающий всякого, кто прикоснется к нему без должного ритуала. Про легендарную эту смертоносность реликвии следствию рассказал сын антиквара. Правда, ничего загадочного в смерти его отца не было: на руке — свежий порез, в крови — следы яда. Такие же, как на лезвии «убийственного клинка». Причем не какой-нибудь средневековой «аква тофаны», секрет которой не раскрыт до сих пор, нет, отрава была вполне современная. Загадочный же «владелец» кинжала как в воду канул. Как будто и не было. Следователь так и решил: выдумал наследничек этого посетителя, а кинжал сам отцу подсунул. А уж после того как в ноутбуке сына нашлись следы его активности на нескольких антикварных форумах — и везде он обсуждал и уточнял пресловутую «легенду о клинке смерти», сомнений и вовсе не осталось. Тем более, что незадолго перед смертью старика у них с сыном случился конфликт из-за якобы пропавшего из коллекции ценного экспоната. Антиквар собирался подарить раритет — маленькую резную «таблетку», вроде бы очень ценную — какому-то китайскому музею, сыну же «разбазаривание сокровищ» не нравилось. «Таблетку», кстати, среди обширной антикваровой коллекции так и не нашли. То ли тот успел таки осуществить свое намерение, то ли сын ее попросту стащил. А после подсунул отцу отравленный кинжал.

Ну и при чем тут Шубин, хмыкнула Арина, закрывая папку. Он, что ли, антиквару кинжал с отравой принес? По чьей, спрашивается, просьбе? Или вовсе по личной инициативе, полагая коллекционерство грехом сродни обжорству? И описание якобы принесшего кинжал посетителя — невысокий, худощавый, незаметный — на крепкого Шубина не походило и близко.

Папочка с делом об убийстве на охоте была самой тонкой. Странно, кстати, подумала Арина, пролистав скудные материалы. Почему следователь вообще квалифицировал это как убийство? Ситуация-то проще пареной репы. Два владельца крупной фирмы отправились на охоту, где один подстрелил другого. Ну и? Либо случайно попал — тогда это несчастный случай. Либо выстрел был сделан намеренно — тогда имеем чистой воды сто пятую, пункт первый — умышленное причинение смерти без дополнительных отягчающих, от шести до пятнадцати лет. На чем, собственно, обвинение и настаивало.

Но стараниями защиты переквалифицировали на сто девятую — причинение смерти по неосторожности. То, что с легкой руки господ журналистов и в соответствии с импортными полицейскими сериалами народ именует непредумышленным убийством. Хотя статья, строго говоря, не «убийственная». А уж применительно к данному делу — и вовсе напоминает «немножко беременна». Как будто судья план по посадкам стремился выполнить, ей-богу. И, как ни старалась защита, хотя квалификацию и изменили, но дали по максимуму — два года. Не условный срок, не вполне возможные по этой статье исправительные работы. Два полновесных года. При том, что обвиняемый — господин вполне положительный: не судим, в криминале ни в каком не замазан, даже у налоговой к нему претензий не было. Правда, финансовые проблемы наличествовали — а у какого бизнесмена, если он не Абрамович, их нет — якобы хотел фирму продать, а компаньон отказывался. Обвинение настаивало, что сей конфликт и послужил причиной убийства.

Но вообще-то сквозь подлесок, да на приличном расстоянии, угодить из обычного охотничьего ружья точно в голову не так-то легко. Дядька-то, усмехнулась Арина, прямо снайпер. Ну или впрямь случай ему ворожил. В показаниях дядечка путался. Сперва упрямо твердил, что вовсе не стрелял, а после, признавшись, что все-таки стрелял, настаивал, что — в совершенно другую сторону. Не вправо, где стоял его компаньон, а влево от своего «номера». Вроде как кабан там сквозь кусты ломился. А вот егерь говорил, что ружье дядя поднял за несколько минут до того, как кабан на них пошел. И результаты баллистической экспертизы были вполне однозначны: пуля, угодившая в голову убитого, вылетела именно из ружья его бизнес-компаньона.

Может, подумалось Арине, потому и срок реальный, а не условный? Суды не любят, когда обвиняемые отрицают впадение Волги в Каспийское море. Егерь-то, может, и ошибся, а вот с результатами экспертизы спорить глупо. Признал бы случайный выстрел — отделался бы условным сроком.