Олег Рой - Дважды два выстрела

Криминалисты занимали два верхних этажа здания, внизу которого царствовали медики: в подвале размещался морг, этажом выше — гистология, токсикология и прочая биология.

Не то из-за монотонно повторяющихся дверей, не то из-за бесконечного серого линолеума, уходившего словно бы прямо в такое же серое небо — торец коридора заканчивался большим, во весь проем окном — коридор третьего этажа (как, впрочем, и всех других) казался значительно больше длины здания. Мистика какая-то, привычно поежилась Арина.

— Ты к баллистикам?

Откуда взялась Адриана Георгиевна — ведь только что коридор был совершенно пуст — Арина не заметила, но, как всегда в присутствии главы экспертов, несколько оробела.

Да кто бы не оробел! Адриана Георгиевна была отнюдь не из тех начальников, которые «не умеешь сам — учи других, не можешь и этого — руководи». Она-то как раз — могла. Один список ее сертификаций на право давать экспертное заключение внушал почтительный трепет. А еще говорят, что времена универсалов типа Леонардо да Винчи прошли! Как же! Она не просто могла, она могла почти все: от баллистики до почерковедения.

Арина ей не просто восхищалась — благоговела. И подражала, конечно. Пыталась «дотянуться до». Думая иногда: какое счастье, что Адриана — не следователь. Иначе пришлось бы, понурив голову, уползать. Куда-нибудь в адвокатуру, что ли. Или в юрисконсульты. потому что стать такой же, воля ваша, просто невозможно — выше головы не прыгнешь. А заранее смириться с ролью «второй» невыносимо. Начальница криминалистов блистала не только на профессиональном поле — доктор наук, профессор, приглашения на международные конференции чуть не каждый месяц — она вообще была блистательна. У нее даже фамилия была необыкновенная — Грек.

Ах, как же Арине хотелось стать такой же — сильной, независимой, уверенной в себе, знающей, красивой, черт побери! И ведь вроде никогда не комплексовала из-за собственной внешности — взгляд в зеркало убеждал, что Арина Вершина выглядит очень даже ничего. И личико озорного сорванца, и небрежно встрепанная короткая стрижка, и мальчишеская фигурка — грех жаловаться, в общем. Но…

Однажды она встретила Адриану в театре — и едва ее узнала. Огромные глаза над точеными скулами, очерк губ настолько же безупречный, насколько капризный, летящие брови, матово сияющая кожа… А фигура! Боже! Арина тогда даже не запомнила, что, собственно, на Адриане было за платье — настолько она казалась слившейся со своим нарядом, настолько идеальной, что казалась не живой женщиной — выдумкой художника.

Вот почему, думала Арина, Адриана даже не пытается — обычно то есть, редчайшие исключения вроде той театральной премьеры не в счет — хоть немного подчеркнуть свои неоспоримые достоинства? Ведь некоторые ее чуть не «лабораторной мышью» считают. Не может же она свою внешность недооценивать? Или… или дело в том, что достоинства действительно неоспоримые? И Адриане попросту неинтересны все эти бабские, в сущности, счеты? Она вовсе другим берет. И берет словно вовсе не напрягаясь, не стараясь, не прикладывая усилий.

Разве можно с такой — соревноваться? Вроде как Эллочка-людоедка в стремлении переплюнуть дочку Вандербильдта. Лучше уж сразу честно уйти… в адвокатуру. На этом этапе размышлений Арина печально усмехалась, вспоминая, что — вот повезло-то! — Адриана Георгиевна не следователь, а значит, о соревновании (пусть мысленном, но все же!) можно спокойно забыть. Напротив, можно еще и порадоваться: они ведь, фигурально выражаясь, плечом к плечу преследуют всяческих злодеев и прочих, которые «кое-где у нас порой».

Сама Грек об этих Арининых страданиях, наверное, и не догадывалась. Или… догадывалась? Арине иногда казалось, что Адриана видит ее насквозь — просто потому что вообще видела все. Наверное, будь она следователем, дела бы у нее раскрывались просто таки сами собой, а злодеи выкладывали всю свою черную подноготную еще быстрее, чем на допросах у Надежды Константиновны.

Ох, как же хорошо, что она не следователь! Что бы тогда Арина делала? Какая, к черту, адвокатура? Следователем Арина мечтала быть, сколько себя помнила, и ни в какой другой роли и представить себя не могла.

Впрочем, нет. Следователь обязан быть точным, поэтому не «сколько себя помнила», а лет с восьми, когда впервые посмотрела «Следствие ведут Знатоки», сериал тогда крутили по одному из второразрядных каналов, и Арина ухитрилась его посмотреть. Тайком, как будто делала что-то недозволенное. Хотя почему «как будто» — именно недозволенное. Разве можно тратить драгоценное время на какие-то там телесериалы? И в то же время — а почему, собственно, нельзя? Потому что жизнь должна следовать по заранее определенному, строго расписанному распорядку? И почему это она должна? И кто должен-то? Жизнь? Ну-ну. Сама Арина? Кому, простите, она должна?

В детстве ей прочили карьеру Великой Пианистки. Именно так, ощутимо подчеркивая голосом заглавные буквы, произносила это мама, специалисты ахали: какое туше! какое тонкое чувство звука! какая богатая интонация! какая точность оттенков! И совсем уж потрясенно добавляли — в таком-то возрасте!

Арине тогда было одиннадцать, и музыку она ненавидела. Точнее, не саму музыку, а себя в ней. Не за гаммы и бесконечные этюды — в них-то как раз была некая веселая бесшабашность, некий вызов: а еще быстрее сможешь? а чтоб идеально ровненько, в унисон с метрономом? а еще? Все равно что бегать на физкультуре — ведь это так забавно, обогнать даже мальчишек! Или подтягиваться наравне с ними, или стоять на воротах лучше всех в классе. Гаммы и этюды, конечно, игрались в одиночку, но веселый азарт все равно чувствовался, только соревноваться приходилось не с каким-то там противником, а с «инструментом». Это мама так говорила, вместо «пианино» — «инструмент»:

— Никакого уважения к инструменту! Эта девчонка меня в гроб вгонит! — и ложилась с мигренью.

Мигрень означала темноту, тишину и непременное мокрое полотенце, которое следовало менять каждые двадцать минут. Причем, разумеется, бесшумно. Но в темноте пахнущей камфарой спальни просто невозможно было ни за что не зацепиться! За каждым грохотом эхом следовал страдальческий мамин стон… Арина жалела маму и ругала себя…

Отец, обыкновенно потакавший обожаемой супруге, на призывы «заставь ее заниматься» только хмыкал: да отстаньте. ей-богу, от девчонки, пусть занимается, чем хочет.

К восьмому классу она перечитала, да и не по одному разу, всю детективную классику: начиная от Конан-Дойля и Кристи со Стаутом и заканчивая… впрочем, как раз «заканчивать» не хотелось. Арина всерьез уселась за английский — чтобы читать в оригинале тех, кого в России переводили слишком, на ее взгляд, неспешно. Открыв для себя скандинавские детективы, подумывала насчет второго иностранного языка, но не смогла выбрать между норвежским и шведским.