Стефан Анхем - Минус восемнадцать [litres]

Удивление казалось подлинным. Дрожащая рука, которая держит удостоверение, широко распахнутые глаза и другая рука, закрывающая рот. Но на самом деле это ни о чем не говорит. Если Нова Мейер такая способная, как все утверждают, она наверняка может изобразить любой регистр чувств.

С другой стороны, если Нова действительно сидит на диване напротив и ломает комедию, почему не пытается придумать хорошее объяснение быстрой замены водительского удостоверения? Или это только сделает их еще более подозрительными?

– Что я вижу. К нам пришли.

Лилья обернулась и сразу же поняла, что у нее нет ни малейшего шанса защититься от мужчины, который направлялся прямо к ней.

Астрид Тувессон никогда не любила лошадей. Не потому, что они ей что-то сделали. Но величина вкупе с твердыми копытами внушали ей уважение, переходящее в чистый страх. И теперь она, конечно, вынуждена стоять всего лишь в полуметре от фыркающего чудовища, от которого шел пар после вечернего галопа.

– Совершенно точно, – сказала Сандра Гульстрём и отдала обратно распечатку двух удостоверений личности Тувессон, не слезая с лошади. – А кто это еще может быть, как не я?

– Тогда у меня вопрос: почему ты поменяла удостоверение? – спросила Тувессон, стараясь держаться на приличном расстоянии от лошади по дороге в конюшню. – Ведь твое удостоверение действовало еще три года, и мы не можем найти заявление в полицию о том, что его украли.

– Нет, думаю, я его просто потеряла. – Женщина завела лошадь в стойло.

– Потеряла? – Тувессон поняла, что ей так же не нравится резкий запах стойла, как и сами лошади.

– Да, во всяком случае, я написала это в заявлении. Честно говоря, речь скорее шла о чистом тщеславии. – Она засмеялась и начала расседлывать лошадь. – Теперь я, по крайней мере, сменила прическу.

– Получается, ты поменяла водительское удостоверение, которое у тебя было свыше семи лет, потому что была недовольна прической?

– Не только прической. Ты же сама видишь, как ужасно я выглядела. Распухшая и жалкая. А ведь тогда я была на семь лет моложе. Хотя в то время я весила на пять килограмм больше, что, может быть, не так и много, но когда все откладывается на лице, хорошего мало. – Она покачала головой и вышла из стойла, прижимая к себе седло. – Не понимаю, как я могла мириться с такой фотографией в водительском удостоверении целых семь лет. Знаешь, на самом деле это мой психотерапевт сказал, чтобы я собралась с духом и поменяла фото. – Женщина повесила седло на держатель и повернулась к Тувессон. – Кстати, тебя можно пригласить на чашку кофе? Или ты из тех, кто не выносит кофеин после восьми часов вечера?

– С удовольствием выпью чашку, – сказала Тувессон с облегчением от того, что они, наконец, выходят из конюшни.

– Для твоего сведения: через сорок пять минут я должна быть на концерте, – сказала Лидия Клевенъельм и впустила, пусть и неохотно, Фабиана в холл. – В чем дело?

Фабиан пристально осмотрел комнату и потянул время прежде чем, наконец, повернуться к ней.

– Тебе известно, что недавно тебе поменяли водительское удостоверение? – Надо замедлить темп и не поддаться стрессу.

– Как это может быть мне неизвестно? Мое удостоверение было выдано почти десять лет назад, и его срок заканчивался.

Во всяком случае, никакого сходства с Диной Ди он не видел. Но что-то в этой женщине внушало ему неуверенность.

– Вот уж не знала, что полиция может себе позволить выезжать на дом каждый раз, когда кто-то меняет водительское удостоверение.

– Последние время мы столкнулись с увеличением числа краж персональных данных, – сказал Фабиан, пытаясь понять, действительно ли она так разволновалась или переигрывает.

– Получается, вы подозреваете, что я могу быть одной из потерпевших?

– Мы ничего не подозреваем. Это рутинная проверка.

– О’кей, но тогда могу успокоить констебля – я сама захотела сменить удостоверение. Так что если это все, у меня, как я уже сказала, времени в обрез.

– Где ты была в первой половине дня между девятью и одиннадцатью? – Фабиан прошел в гостиную, откуда открывался потрясающий вид на пролив. Дом словно нависал над водой.

– Утром я занималась йогой на террасе, а потом села работать.

– Здесь, дома?

– Да. Какое это имеет отношение к моему новому водительскому удостоверению?

– Кто-то может это подтвердить?

– Нет, весь день я была одна. Если бы я знала, что это наказуемо, то, конечно, позаботилась бы о свидетеле и посадила его на диван.

– Спокойно. Тебе никто ни в чем не обвиняет.

– Вот как? Тогда, может быть, ты будешь так любезен и объяснишь, что все это означает? В чем меня подозревают, если вдруг мне нужно алиби? Я украла свои собственные персональные данные или в чем вопрос?

Если ты это ты, подумал Фабиан, подошел к книжному стеллажу, вынул фотоальбом и стал его листать.

– Как я сказал, увеличилось количество краж персональных данных.

Большинство фотографий были сделаны в тот период, когда у нее еще не было ребенка, и она была замужем. Насколько он мог видеть, они жили в том же доме, в котором он сейчас находится, и, судя по фото, были счастливы в браке.

– Да, и я объяснила, что сама заказала новое водительское удостоверение.

– Ты и твой муж. Почему вы разошлись?

На удивление женщину вопрос не взволновал, и она пожала плечами.

– Обычная история. Сходил на сторону, когда я была на последнем сроке.

Иными словами, мужчина дорого заплатил и оставил ей дом. Ничего странного. В целом все совпадает. Все, кроме того, что женщина перед ним ни капли не похожа на женщину на фото.

Матильда вспомнила, что всего лишь несколько лет назад у нее был воображаемый приятель. Приятель, который был только ее и о котором она никому не рассказывала. Она звала его Эрикссон. Это имя придумала не она. Просто его так звали. Эрикссон, и все тут. Иногда, оставаясь одна, она говорила с ним, словно он сидел напротив нее за столом или лежал рядом в постели, когда она засыпала.

Но как только другой человек находился в той же комнате, Эрикссон заползал ей в голову, и ей не надо было говорить с ним. Он и так все понимал, словно они могли читать мысли друг друга. Одно время она считала, что он один из ее игрушечных мишек, хотя в глубине души предполагала, что, возможно, по-настоящему он не существует.

То же самое было с Гретой. Она будто существовала, и в то же время нет. Матильда словно полностью в это верила, хотя знала, что на самом деле этого не может быть. Единственная разница – теперь тайный приятель был у них один на двоих, у нее и у Эсмаральды.

Они провели несколько сеансов за занавеской в подвале, и стало казаться совершенно естественным говорить с Гретой. От того страха, который она испытывала в первый раз, почти ничего не осталось. Совсем как у настоящего человека, у Греты могло быть плохое настроение, а иногда она совершенно не хотела идти на контакт. Но в основном она пребывала в радостном состоянии и соглашалась говорить обо всем, кроме себя самой.