Стефан Анхем - Минус восемнадцать [litres]

Он выпил еще и по-настоящему насладился теплом, которое растеклось по животу и дальше по всему телу. Почему он не сделал этого раньше? Теперь, по крайней мере, можно снять с головы этот нелепый носок и расслабиться. После нескольких глотков дрожь в теле тоже прошла.

Рабочая смена Дуни давно закончилась, но она по-прежнему находилась в Хельсингёре, пытаясь убить время до тех пор, пока не убедится, что Сёрен Уссинг и Беттина Йенсен ушли домой. По-хорошему, ей не следовало влезать в это дело, но она не могла удержаться. Особенно после того, как услышала совершенно бессмысленные рассуждения следователей. Иб Свейструп может говорить что угодно. Она не станет разъезжать по округе и показываться в своей форме. Она будет расследовать, это следствие принадлежит ей.

В бассейне Хельсингёра, который находился в нескольких минутах ходьбы от участка, ей удалось провести два часа. Дуня больше двадцати раз проплыла туда-обратно и могла бы проплыть еще как минимум столько же, если бы не какой-то мужик, который упрямо теснил ее на дорожке своим брассом.

Первый раз она решила, что это случайная ошибка, но когда она во второй раз, обгоняя его, почувствовала, как его рука скользит по ее телу, Дуня решила, что с нее хватит. Она вылезла из бассейна и полчаса просидела в сауне. После чего убила еще час, бесцельно бродя по магазинам напротив участка. Чего там только не было – от универмага сети Квикли и зоомагазина до склада кроватей, где она опробовала надувной матрас, пока не пришел продавец и не разбудил ее.

Теперь она вернулась к входу в здание полиции и убедилась, что рецепционист ушел домой. Но рецепция была открыта для сотрудников еще час и двадцать минут. Правда, Дуня не хотела прикладывать свой пропуск и регистрироваться в журнале. Поэтому она подождала одну из машин с радиосвязью, чья смена закончилась, и вошла вслед за машиной через въезд в гараж.

После чего оставалось только пройти через открытое офисное пространство, где пустые и покинутые рабочие места ждали понедельника, кивнуть уборщику и, делая вид, что так и надо, дойти до комнаты Уссинга и Йенсен в самом конце между совещательной комнатой с одной стороны и кабинетом Свейструпа с другой.

Дуня закрыла за собой дверь и задернула шторы, прежде чем начать просматривать материалы следствия. На доске висело фото окровавленной женщины, которое она дала Свейструпу. «Санни Лемке», – было написано красным фломастером, и если верить записям, это была сестра жертвы Йенса Лемке. Значит, следователи установили личности обоих; Дуня даже не ожидала, что они успеют так продвинуться. К тому же они обнаружили следы крови в заброшенном доме на улице Стенгаде и послали кровь на анализ.

Больше на доске ничего не было. Как она и предполагала, все подозрения были направлены на Санни. Дуня нигде не смогла найти никаких планов или версий, которые указывали бы на что-либо другое. Следователи уже определились.

На одном из письменных столов лежал отчет патологоанатома. Вскрытие проводил Оскар Педерсен из отдела судмедэкспертизы в Копенгагене, и, хотя этот человек совершенно не нравился Дуне ни с какой стороны, он по-прежнему оставался одним из лучших патологоанатомов страны.

Оказалось, что у Йенса Лемке сломаны все двадцать четыре ребра. Большинство в нескольких местах. В общей сложности пятьдесят девять переломов. Исходя из этого, Педерсен сделал точно такой же вывод, что и сама Дуня: преступник много раз обеими ногами прыгал со всей силой по грудной клетке жертвы. Преступник ломал ребро за ребром, пока сердце и легкие не остались без защиты; через несколько прыжков органы были раздавлены. Наступила ли смерть из-за прекращения работы легких или в результате остановки сердца, установить не удалось, поскольку органы были настолько повреждены, что осмотреть их не представлялось возможным.

Токсикологическая экспертиза показала наличие опиатов и алкоголя, а с помощью анализа содержимого желудка установили, что речь идет о виски. Последнее Педерсен пометил в скобках двумя вопросительными знаками и одним восклицательным.

Насколько Дуня могла судить, в самом отчете придраться было не к чему. Наоборот, он давал пищу для размышления. Например, содержимое желудка. Ничего удивительного, что там обнаружили и наркотики, и алкоголь. Среди бездомных часто встречаются наркоманы и алкоголики в одном лице, которые принимают то, что могут раздобыть. А вот на виски они никогда не будут тратить деньги. Это дорогой напиток, которого много не выпьешь. Иными словами, Йенс или украл виски, или его угостили.

Вот какой вывод можно сделать о методе преступника. Если вывод подтвердится, это многое о нем скажет. Или о них, если верить словам окровавленной женщины. Как бы жутко это ни звучало, тот, кто обеими ногами прыгал по своей жертве, не ставил перед собой цель убить бездомного. Для этого есть гораздо более простые способы. За всем этим наверняка стоял совсем иной мотив, а смерть оказалась просто неизбежным побочным эффектом.

По словам женщины, злоумышленники смеялись и вели себя так, словно играли в какую-то игру. Может быть, здесь и крылась разгадка. Им было весело, и все происходило в шутку. В их игре жертва являлась не главным действующим лицом, а только необходимым реквизитом.

Дуня вспомнила игру «кошка в бочке» [4] Обычай «выбивать кошку из бочки» связан с распространенной в старину верой в то, что это животное было пособником ведьм и демонов, а значит, обвинялось в содействии нечистой силе. Масленица приходилась на то время года, когда начинались первые приготовления к жизненно важному делу – посевным работам. Поэтому люди, стремясь оградить себя от зла, изгоняли его таким образом. Вплоть до середины 19-го века в бочку сажали живого кота и били по ней, пока тот не выскочит из разбитой бочки. , в которую все семьи с детьми упорно играли на Масленицу. Раньше мужчины соревновались, кто убьет кошку, запертую в бочке. В наши дни в бочку доверху кладут сладости, и задача детей, разодетых и поощряемых родителями, состоит в том, чтобы бить по бочке палками и щепками.

В детстве эта игра Дуне не нравилась. Она не могла понять, что кошка сделала такого ужасного, что ее надо забить до смерти. Теперь она считала это совершенно отвратительным и уже давно решила, что если у нее когда-нибудь появятся дети, они не будут в этом участвовать.

Она опустилась на рабочий стул Йенсен. Хотя у нее не было особых ожиданий, она надеялась, что найдет больше следов и зацепок. Больше версий, пусть даже ошибочных. Больше рассуждений о том, кто может стоять за преступлением и как им продвигать расследование дальше. Ничего этого следователи не сделали. Была ли у них хотя бы цель найти виновного? Или бездомный настолько не представлял интереса, что они собирались не делать ничего сверх совершенно необходимого и быстро отправить материалы следствия в кучу к остальным нераскрытым делам?