Стефан Анхем - Минус восемнадцать [litres]

После завтрака она доехала на велосипеде до вокзала Нёррепорт и в 06:55 села на Эресуннский поезд до Хельсингёра. Через тридцать семь минут вышла на станции Снеккерстен и доехала на велосипеде до участка. В запасе у нее было больше часа, чтобы подготовиться к совещанию.

Она уже точно знала, что скажет. Большую часть вчерашнего вечера она репетировала перед камерой мобильного, оттачивая и шлифуя свое выступление до совершенства. Время ей нужно было для другого: чтобы сварить кофе, разложить венские булочки и переставить горшки с цветами так, чтобы шторы могли беспрепятственно опуститься вниз, когда она нажмет на пульт. Не говоря уже о проекторе, который подчинялся закону Мерфи, как только его подключали к новому компьютеру. Но после того как Дуня загрузила и установила новые драйверы, заработал и проектор, и звуковая система, и она почувствовала себя готовой как никогда.

Она ждала, что первым появится Свейструп вместе с прокурором Юлие Витфельдт, которая, понятно, уже была в курсе относительно смены руководителя следствия. Потом с опозданием приплетутся Уссинг и Йенсен, чтобы подчеркнуть, что они никак не намерены подчиняться приказам не пойми кого.

Но вместо этого пришел Магнус Равн в форме и посмотрел на нее своими растерянными собачьими глазами, и она почувствовала себя самым плохим человеком на свете. Она совершенно забыла сказать ему. Нечистая совесть просачивалась, как пот, через поры, и скоро вишневая блузка потемнеет под мышками, если она не возьмет себя в руки.

– Привет, Магнус. Ты в порядке? – спросила Дуня, пытаясь сгладить все шероховатости.

– Где твоя форма? – Он посмотрел на нее так, словно на ней не было ни единой нитки.

– Дело в том, что Иб согласился передать мне расследование.

– Это правда? Как здо́рово. Поздравляю. – Он просиял. – Значит ли это, что я тоже…

– К сожалению. Поверь мне, я действительно испробовала все, – сказала она и отбила еще одну атаку пота. – Но получила отказ. Ты знаешь, каким может быть Иб, когда на него что-то найдет. Тогда для него каждая перемена не к добру. Помнишь, когда делали ремонт в раздевалках и мы предложили покрасить стены в любой цвет кроме белого?

Магнус кивнул и выдавил из себя улыбку. Но его взгляд говорил о том, что он видит ее насквозь. Она сказала слишком много и объяснила, что происходит, с помощью такого количества слов, что ложь стала явной. Почему она просто не сказала как есть? Что у нее нет ни времени, ни желания тащить за собой балласт. Что он замечательный парень, но ему надо перестать надеяться.

– Послушай, может, увидимся, как только я закончу эту эпопею. Может быть, вместе пообедаем или поужинаем, – предложила она. В это время в комнату вошли Сёрен Уссинг и Беттина Йенсен, каждый с дымящейся чашкой кофе в руке.

– О’кей, – сказал Магнус, кивнув им в знак приветствия и не получив ответа.

– Хорошо, тогда я тебе позвоню, – сказала Дуня, пытаясь не обращать внимания на тот факт, что Магнус, вместо того чтобы выйти из комнаты, сел на один из стульев. Зато Свейструп и прокурор пока еще не пришли, хотя уже было пять минут десятого. – Привет и добро пожаловать, – продолжила она после еще одной долгой минуты в гнетущей тишине. – Садитесь и угощайтесь. Венские булочки только что из печки. Кофе тоже свежий, если захотите добавки.

Почему она так страшно волнуется? Ей нечего стыдиться.

– Мы спешим. – Уссинг бросил взгляд на свои наручные часы.

– Посмотрим, сколько это займет времени. – Дуня нажала на пульт, и шторы начали медленно скользить вниз. В каком-то смысле стало гораздо легче, когда Уссинг перестал скрывать свое презрение. Что бы он там себе ни думал, он всего лишь некомпетентный подонок, к которому надо относиться соответственно. – Как вам наверняка известно, я не могла не думать о событиях в доме на улице Стенгаде.

– Да, не каждый день кому-то чудом удается отдать даже не одну, а две единицы табельного оружия наркоманке и шлюхе под кайфом, – заметила Йенсен с ухмылкой.

– Не знаю, какие у вас версии, если они вообще у вас есть, – сказала Дуня, краешком глаза увидев, что уже двенадцать минут десятого. Поэтому она решила начать без прокурора и Свейструпа. – Лично я убеждена в том, что это так называемое «веселое избиение».

– Тебе не надо беспокоиться. – Йенсен откинулась на стуле, сплетя пальцы на затылке. – У нас есть целый ряд версий. Разница между нами в том, что мы их не обнародуем, пока не убедимся окончательно.

– Ни перед кем я ничего не обнародовала, кроме как перед вами. Я также не вижу никаких оснований делать это, пока виновные не будут схвачены, хотя я полностью уверена.

– Извини, но что такое «веселое избиение»? – спросил Магнус, подняв руку, словно сидел на уроке.

– Молодые люди бьют и калечат случайных и совершенно невинных жертв, одновременно снимая это на свои мобильные и выкладывая фото в сети. Словно это забава за неимением лучшего.

– Это началось в Англии среди безработной молодежи, – добавил Уссинг. – Но пока нет никаких признаков того, что это явление дошло до нас.

– Именно что дошло, в чем ты скоро убедишься. – Дуня нажала на клавишу пробела и притушила свет. Проектор пробудился к жизни и показал опущенный экран. – Я нашла этот ролик на Ютубе. Это снято чуть больше года назад. Вы увидите, что дело происходит среди бела дня в центре Хельсингёра.

Она стала демонстрировать дрожащий ролик под классическую струнную музыку. Кто-то в темно-зеленой куртке с капюшоном и в натянутом на голову чулке появляется в кадре и кланяется, словно перед выступлением. Круглый желтый смайлик на чулке закрывает бо́льшую часть лица мужчины, который надевает на голову капюшон и начинает идти по улице.

– Что это за музыка? – спросила Йенсен.

– Наверняка Бетховен, как в «Заводном апельсине», – сказал Уссинг.

– На самом деле нет, хотя это наверняка служило источником вдохновения, – сказала Дуня. – Это Моцарт. Третья часть тридцать девятой симфонии ми бемоль мажор. – Теперь они наконец начали понимать, что она сделала свою домашнюю работу. Что нельзя просто так дать ей по рукам. – Что само по себе дает понять, что тут происходит. Наряду с «Женитьбой Фигаро» это считается в одной из его наиболее веселых и полных надежд симфоний.

Скачущая камера следит за человеком, который идет все быстрее пружинистым шагом, нагоняя женщину, разговаривавшую по мобильному. Один удар, нанесенный сзади прямо в правое ухо, – и женщина мешком падает на тротуар. Камера спешит к женщине, которая неподвижно лежит на земле, и снимает пять сильных пинков – почти в такт музыке – по голове поношенной парой кроссовок.

Сразу же после этого в кадре опять появляется замаскированный мужчина, который по-прежнему идет вперед по улице легким шагом, словно пританцовывая. Не останавливаясь, он поворачивается к камере лицом, закрытым желтым смайликом, и машет зрителям – мол, идите за мной. Через двадцать метров одним движением руки он стаскивает с велосипеда проезжавшего мимо мужчину. Машина сзади вынуждена затормозить и остановиться, но преступник, похоже, нисколько не беспокоится и продолжает бить и пинать велосипедиста. Вскоре тот перестает защищаться и остается неподвижно лежать посреди улицы. И только тогда злоумышленник спокойно бежит дальше мимо машины.