Луиза Кэндлиш - Наш дом [litres]

Ну все, началась паранойя…

А судмедэксперты? Вдруг на машине остались следы краски или пыли с того «фиата»? Если заехать на автомойку, это вызовет подозрения? А у них там есть камеры? Наверняка. Если помыть самому, соседи запомнят, даже отметят как необычное поведение («Да, бывает, некоторые моют машины по выходным, но чтобы Брам вдруг, ни с того ни с сего…»). А следователи как раз ищут необычные детали, не вписывающиеся в повседневность. Сломанные шаблоны и тому подобное.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове за пару минут. Так и рехнуться недолго…

Я хорошо помню то воскресенье, но это не связано с Брамом. Вернувшись из Брайтона в субботу вечером, я сразу улеглась в постель с книгой, а утром пошла на пилатес – впервые за долгие годы. Шагая по улице с рюкзаком и бутылкой воды, я чувствовала себя актрисой, играющей роль бездетной хозяйки своей судьбы, и представляла, как буду в понедельник рассказывать об этом коллегам, особенно молодым, вроде Клары; порой, когда я излагала подробности выходных с детьми, у нее появлялась такая натянутая улыбка.

Уже на выходе я бросила взгляд на стеклянную стену, отделяющую фойе от зала, и заметила знакомую фигуру: Мерль. Начиналась йога, она немного опоздала и теперь стояла, прикидывая, где бы расстелить коврик. Надо же! Она всегда казалась уверенной в себе, но в тот момент выглядела такой… не знаю, беззащитной, что ли.

Вроде только вчера мы высмеивали «йожиков» и прочих фитоняшек Элдер-Райз. Заняться им больше нечем, хихикали мы; разве Эммелин Панкхерст [3]заботилась о мышечном тонусе?

И что теперь? Вот и мы не устояли перед вирусом неуверенности в себе, который приносит с собой средний возраст.

Да, пожалуй, главное откровение того периода: мы стареем, нравится нам или нет!

Ну все, началась рефлексия…

В воскресенье я сдал мальчиков Фие, едва обменявшись с ней парой слов, и поспешил на станцию, чтобы ехать в Кройдон. На главной улице нашлось полузабытое обшарпанное интернет-кафе, и я засел искать дополнительные подробности о жертвах аварии.

Все оказалось хуже, чем я ожидал: у обеих тяжелые травмы головы, грудной клетки и таза; у одной даже диагностировали остановку сердца. В сознание пока никто не приходил.

Фамилии жертв не указывались – уже хорошо. Безликие, безымянные, они меньше походили на людей: не то чтобы жертвы из плоти и крови, а скорее некие символы общей несправедливости. Что касается правонарушителя, о нем ничего нового не сообщалось; его (именно так, в мужском роде) пока найти не удалось.

Я разыскал адрес больницы – недалеко от станции Вест-Кройдон – и направился туда без четких намерений (посылать сквозь стены исцеляющие волны? Прошептать анонимные извинения?). Однако у главного входа я заметил камеры и развернулся.

Вместо этого я сел на автобус, маршрут которого лежал через Сильвер-роуд («повезло» сесть у окна с видом на место аварии). «Фиат» и «пежо» уже убрали, но подъездная дорога к дому все еще была огорожена ленточками. Столб у ворот снесен, кусты примяты, одно из окон на фасаде заколочено – видимо, разбилось от удара. Рядом полицейский стенд: «Ищем свидетелей аварии, произошедшей здесь в пятницу 16-го сентября в промежутке с 18:00 до 18:15» , и номер телефона для связи.

Это было в 18:05 – я успел заметить время на приборной панели, когда отъезжал.

Под кустом лежали цветы, некоторые еще в обертках. Каждый букет положен отдельно, с особой тщательностью.

Взял два дня за свой счет – так сказал Нил, начальник Брама. Такое, конечно, не приветствуется, ведь только что прошли новогодние праздники. Хотя Брам давно уже сам не свой – с тех пор, как… начались проблемы в семье. В общем, его не видели с полудня среды и не ожидают раньше понедельника.

– Вроде бы собирался помочь матери перевезти какие-то вещи на хранение. – Громкий, бодрый голос; на фоне пятничный расслабленный смех – наверное, сидит где-то в кафе.

– Нет, он точно не с ней, – отвечает Фия.

Бессмысленно упоминать про легенду с «ремонтом». А вот идея насчет перевоза вещей – уже интересно… Логичнее предположить, что Брам перевозил их вещи, а вовсе не материнские?

– Погоди-ка… – Нил испускает протяжный свист. – А он, случайно, не лег в клинику лечиться от алкоголизма?

– Нет, конечно! – Даже в состоянии шока Фию покоробила сама мысль о подобном.

– Это хорошо, а то бы задержался подольше. Да объявится, не переживай! Ты ж его знаешь!

А если нет, думает Фия, вешая трубку. А если она его совсем не знает?

– На работе Брама тоже не видели, – докладывает она Люси Воэн.

Та снова вернулась к чайнику – наверное, все еще надеется «усмирить» Фию чашечкой чая. Судя по неуловимо изменившейся манере поведения после телефонного разговора со школой, Люси явно считает, что у Фии не все дома. Не то чтобы амнезия; скорее психоз. Надо попытаться ее успокоить, а тем временем дождаться подкрепления в лице мужа. Наверняка сто раз пожалела, что отпустила грузчиков пить кофе.

Вообще-то, Фие уже легче: в туманной пелене начинают проступать отдельные детали: у Люси чайник хромированный, а у нее – черный; чашки белые, а у нее – зеленовато-серые; стол дубовый, а не из стали (Элисон помогала выбирать). Все это улетучилось, испарилось вместе с остальной жизнью на Тринити-авеню.

– А когда вы последний раз видели Брама? – спрашивает Люси, разливая по чашкам дымящийся кипяток и выбрасывая отжатые чайные пакетики в пластиковую сумку из «Сэйнсбериз» – временный заменитель мусорного ведра.

– В воскресенье. Но я разговаривала с ним вчера и в среду.

Пропасть между невинными планами последних дней и тайнами сегодняшнего дня начинает казаться непреодолимой. В среду Брам ушел с работы пораньше, чтобы забрать мальчиков из школы. Фия планировала уехать на пару дней, неспешно вернуться этим вечером и переночевать в квартире. Домой, к мальчикам, она собиралась лишь в субботу утром; да, это было отклонение от стандартной схемы, но разовое – со следующей недели все возвращалось на свои места. Если бы она не приехала раньше времени за ноутбуком или оставила его на квартире, то не узнала бы, что мальчики у бабушки, а в доме поселились какие-то Воэны. По крайней мере, не сразу. Получила бы отсрочку…

Люси открывает пакет с молоком и добавляет по капельке в каждую чашку.

– Ну вот… – Она протягивает Фие чашку с таким видом, словно та вот-вот подскочит и плеснет в нее кипятком. – Не волнуйтесь, он скоро с вами свяжется, и мы уладим возникшее недоразумение.

Люси продолжает использовать слово «недоразумение», как будто все это – легкая комедия. Как в тот раз, когда Мерль заказала печенье, а его доставили Элисон, и дети съели их, не посмотрев на адрес. Подумаешь, какой пустяк! Забыли, неважно.