Мелинда Ли - Кости не лгут

Не вполне…

– А кто-нибудь еще что-нибудь знает? – потряс в воздухе сложенной купюрой Ланс.

Любители кислого пива дружно вздохнули и отвернулись к своим кружкам.

Ланс отдал двадцатку старику и повел Морган на выход. Свежий воздух был зябким, но показался им райским.

– Уоррен не появлялся в таверне два вечера. – Морган покопалась в своей сумке, извлекла из нее маленький флакончик антисептика для рук и предложила его Лансу.

Тот покачал головой:

– Ты же ни до чего не дотрагивалась.

– Но мне все равно кажется, будто руки у меня грязные, – растерла ладонями капельку геля Морган. Ланс был прав, но запах «Пьюрелла» в носу убеждал ее в чистоте сильнее. – До чего же омерзительное место. И бармен – наркоман.

Ланс кивнул:

– Благодаря чему он слил нам за сорок баксов информацию о Уоррене без всякого чувства вины.

Они сели в джип.

– Надо бы позвонить шерифу. – Морган расправила пальто и пристегнула ремень безопасности. – Судя по истории этого расследования, Уоррен может отыскаться мертвым в собственной квартире.

– Как ни больно признавать, но я с тобой согласен, – сказал Ланс. – Звони Кингу.

Морган вздохнула и набрала номер шерифа.

– Не отвечает.

Она оставила Кингу сообщение с просьбой перезвонить по поводу Уоррена Фокса.

– Вот так и надо действовать. Мы исполнили свой долг, и нам не пришлось при этом иметь дело с шерифом, – заметил Ланс.

– Да, но все равно неспокойно, – опустила мобильник Морган. – Может, набрать 911?

Ланс подрулил к выезду на трассу:

– Мы же не можем вторгнуться в чужой дом?

– Нет. Не можем. – Морган набрала 911, сообщила диспетчеру свое имя и попросила проверить квартиру по адресу Уоррена Фокса. – Они не стали оформлять срочный выезд…

– Если Уоррен мертв, час или два не сыграют роли.

От «Черной таверны» до больницы было полчаса езды. Когда Ланс припарковался, часы показывали семь вечера:

– Извини, я не сообразил. Нам надо было перекусить по дороге.

– Все нормально. – Морган вытащила из сумки два шоколадных батончика и протянула один Лансу.

– Я не голоден, – помотал тот головой.

Морган запихала один батончик обратно в сумку, а другой съела, пока они переходили стоянку. Они прошли через автоматические двери, взяли в регистратуре пропуски, поднялись на лифте на третий этаж и пошли по коридору к отделению интенсивной терапии. Из отделения вышел лаборант, и они проскользнули внутрь через все еще открытую им дверь.

Едва они вошли в отделение, Морган ощутила царившую в нем мрачную энергию. Медработники переговаривались уныло-приглушенными голосами. Шаги Ланса ускорились. Он тоже почувствовал неладное. Морган с силой сжала его руку.

Кто-то умер…

Ланс ощутил печаль – осязаемую, как падение комнатной температуры.

Но медики его не позвали.

Это не может быть мама!

Ланс помедлил у двери в ее палату, страх приковал его ноги к полу так, словно ботинки заполнил цемент. Они с матерью десятки лет боролись с ее психическим заболеванием. Демоны Дженни Крюгер не желали ее отпускать. Они постоянно будоражили женщину. Но каждый раз, когда они активизировались, Дженни собиралась с силами и отгоняла их прочь. Вся ее жизнь была вереницей боев и сражений. В одних она побеждала, в других пасовала. Но в целом войну Дженни выигрывала. Дюйм за дюймом она продвигалась вперед. И в конце концов добилась реальных успехов… но только для того, чтобы пасть жертвой чьей-то безумной, жуткой игры.

Ланс заставил себя сделать два шага вперед; Морган только еще крепче стиснула его руку.

Но в палате все выглядело по-прежнему. Его мать спала. Вентилятор пыхтел. Кардиомонитор пикал в ровном темпе.

Это не она!

Ланс выдохнул так, что на несколько секунд у него закружилась голова.

Сидевшая на стуле у постели матери Ханна Барретт оторвала взгляд от своей книги. Ее лицо было мрачным, глаза грустными. Ланс заглянул в соседнюю палату. На голову ее пациента была натянута белая простынь. Две женщины в халатах медсестер отсоединяли трубки и отключали оборудование, складывая смотанные провода на кровати.

Старик умер.

Грудь Ланса заполнили одновременно два чувства – облегчения и вины. Ведь этот пожилой человек приходился кому-то отцом или дедом. И кому-то известие о его кончине должно было разбить сердце.

Держась за руки, Ланс и Морган вошли в палату Дженни. У ее кровати уже суетилась медсестра, подключая новую капельницу. Нос и глаза у нее были красными от слез.

– Как она? – спросил Ланс.

– Держится, – всхлипнула медсестра и тут же поспешила обрадовать Ланса: – Почечные функции сегодня немного улучшились. – Она подвесила на капельницу новый пакет с физраствором и нажала кнопки на инфузионном насосе.

Кровать и медицинское оборудование занимали половину просторной палаты. Источники питания и компьютерная система находились в другой ее части. Стена, отделявшая палату от коридора, была сделана из стекла, и сверху к ней была подвешена портьера, которую при необходимости можно было задвинуть.

Медсестра проверила мониторы, затем подошла к компьютеру и задала программу.

– Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, – предупредила она и вышла из палаты.

Ханна поднялась со стула и поприветствовала их.

– Даже не знаю, как вас благодарить за то, что вы согласились присмотреть за мамой, – сказал Ланс.

– Да ладно вам, – убрала с лица прядку коротких, непослушных светлых волос Ханна. – Лучше скажите – у вас появились соображения, кто бы мог это сделать?

– О, у нас есть даже несколько главных подозреваемых.

Только главные ли они? – подумал про себя Ланс, а вслух поинтересовался у девушки:

– Вы провели здесь целый день?

Ханна утвердительно кивнула:

– Броуди скоро подменит меня на вечер, а Стелла пообещала подежурить ночью. Кто-нибудь из нас постоянно будет с вашей матерью.

– Я вам очень признателен, – сказал Ланс.

– Нельзя быть одновременно в двух местах, – двинулась к двери Ханна. – Раз уж вы здесь, пойду разомну ноги и выпью чайку.

Морган сжала руку Ланса:

– Хочешь побыть с мамой наедине?

Парень кивнул, и Морган вышла из палаты вместе с Ханной.

Ланс подошел к постели матери и взял ее руку. Пальцы Дженни были ледяными. Ланс зажал ее руки в свои, пытаясь согреть. Врачи полагали, что она выживет. Но так ли это? И если мать оправится, какие последствия это будет иметь для ее организма?

Медсестра вроде бы была удовлетворена состоянием Дженни. Но Ланс не заметил в матери никаких улучшений. Ее лицо оставалось безжизненным, кожа бесцветной, почти синюшной. А губы вообще не имели цвета. И чем больше Ланс за ней наблюдал, тем сильнее ему казалось, что жизнь в ней угасает.